— Тогда что? — наседал Гошка.
Тут я дрогнула.
Любимый, я обещала, что буду писать здесь честно, как на духу. Ты должен знать обо мне все, я этого хочу. Так вот. В этот момент мне вдруг захотелось припасть к Гошкиной надежной груди, плакать и жаловаться. Я так устала от одиночества и неразделенности чувств! Гошка тотчас уловил мое настроение. Он полудурашливо, полусерьезно предложил:
— Исповедуйся, дочь моя, и тебе станет легче. Неожиданно для себя я сказала:
— Пойдем погуляем?
Гошка с сожалением посмотрел на духовку, однако мужественно согласился. Но я не зверь же, сперва накормила голодного юнца, потом уж потащила гулять. Мы прошлись до Девички, побродили по парку, потом пересекли Садовое кольцо, поднялись по Пречистенке к храму Христа Спасителя. Был поздний вечер, оранжевый свет фонарей сообщал уют старинным улочкам моего любимого района, народ уже весь рассеялся. Душа понемногу исцелялась. Гошка не мешал мне растворяться в чудесных городских пейзажах. Каждый дом здесь я знаю наизусть, его историю, судьбу…
Мы присели у Энгельса передохнуть, созерцая дивный вид, раскрывающийся в перспективе.
— Так что у тебя случилось? — спросил наконец непривычно притихший Гошка. Я всю дорогу не давала ему слова молвить, рассказывала о людях, живших здесь в девятнадцатом веке, о Булгакове и его героях, населявших здешние места.
— Личная драма, — уклончиво ответила я на Гошкин вопрос.
Он удивился:
— Неразделенная любовь?
— Что-то в этом роде.
Гошка ревниво нахмурился:
— И кто же сей счастливец? Я думал, тебя, кроме Краскова, никто больше не интересует. Ну разве еще Булгаков.
Знал бы он! Мне не хотелось продолжать этот рискованный диалог и дразнить Гошку тоже не хотелось.
— Будь ты постарше… — многозначительно вздохнула я, надеясь отвлечь собеседника от лишних расспросов.
Попала в точку. Гошка вдохновился:
— Вот беда — постарше! Зачем тебе постарше? Тебе-то сколько лет? Вот так, по-настоящему, как кажется?
Я поняла, что он имеет в виду внутренний возраст. Смутилась:
— Ну… лет восемнадцать, не больше.
— А мне уже двадцать два! И кто здесь старше?
Я пожалела, что коснулась запретной темы. Что-то дрогнуло внутри. Наступила чудесная тихая ночь, заснеженная Москва засыпала, влажность сменилась легким морозцем… Я посмотрела на притихшего взволнованного Гошку и опять подумала невольно: «А что, если…» Тотчас оборвала себя, не додумав.
— Что-то я замерзла, пойдем назад, — и направилась в сторону дома.
Отправив Гошку к метро, я медленно поднялась на свой этаж.
