— Не извольте беспокоиться, сударыня, — галантно ответил мой спутник и достал из своего кожаного рюкзака полевой бинокль.
— Вот это да! — восхитилась я.
Однако концерт запаздывал почему-то, и я опять затряслась. Гошка рассматривал публику в бинокль и делал замечания, но я уже не слышала его. «Что же это такое со мной? — задавалась я вопросом. — Может, это действительно какое-нибудь психическое отклонение? Нельзя же сходить с ума от одной перспективы увидеть кого-то. Я ведь не подросток…»
Видишь, любимый, я вполне отдавала себе отчет о происходящем со мной, однако ничего поделать не могла. Самое унизительное было то, что в этом огромном зале собрались две тысячи таких же, как я, безумцев. Ну, отличались разве что степенью сумасшествия…
Впрочем, публика оказалась вполне достойной и разнообразной. Преобладали дамы, но много было молодежи и мужчин среднего возраста. Все уже начали волноваться и выражать нетерпение. На сцену выходили какие-то люди, проверяли что-то, снова уходили. Наконец аплодисменты: оркестр занял свои места слева, а к ударным установкам и гитарам, расположенным справа, вышли музыканты вполне рокерского вида. Гошка в предвкушении заерзал на месте. Потекла музыка живого оркестра, и у меня внутри что-то перевернулось. Когда на сцену вышел ты, я уже плакала.
Ты запел. Мне было нестерпимо стыдно перед Гошкой и соседями, но слезы текли и текли, а я и не пыталась их остановить. Хорошо еще, тушь не размазалась, а то было бы вовсе неприлично.
Ты покорил зал, такой пестрый и разнообразный. Конечно, здесь не было случайных людей — они все пришли на тебя, но твоя новая программа совсем не походила на то, что ты делал раньше! А я еще раз поняла, что угадала тебя. И что бы потом ты ни писал, какой бы облик ни принимал, я знаю, какой ты…
Твоя музыка в исполнении симфонического оркестра, твои аранжировки, твой голос… Как я не сошла с ума? Ты часто говоришь мне, что я чересчур чувствительна, это ненормально. А может быть, это и есть норма, кто знает?
Мы возвращались в гробовом молчании. Я не хотела говорить, а Гошка боролся с ревностью. Верно, мне не следовало идти с ним на этот концерт, но тогда я не услышала бы тебя, не пережила бы эти прекрасные мгновения. Гошка проводил меня до подъезда и мрачно изрек:
— Можно не спрашивать, понравилось тебе или нет.
— Прости меня, Гошка, — шепнула я и, чмокнув его в щеку, скрылась в подъезде.
Надо ли говорить, что я не спала всю ночь, слушая твои новые песни? Я плакала и смеялась, глядя на твой портрет. Я жила. Но за ночью грез следовал рассвет. И дальше — долгая жизнь без тебя…
