Сирил удивленно вздернул брови.
— Конечно, был. Он хотел взглянуть на снимки Atropos. Мы немного поговорили, и он ушел.
— Он пошел в свою спальню или вниз?
— Думаю, что вниз. Я попросил разбудить меня в половине шестого, потому что иногда не слышу будильника.
— В котором, примерно, часу ваш брат заходил к вам в лабораторию?
— Я могу вам сказать точно, потому что посмотрел на часы, — ровным голосом сказал Сирил. — Было как раз два часа двадцать пять минут.
— Спасибо. — Я вытащил из пачки сигарету. — Что было потом?
— Я еще несколько минут поработал, а затем отправился спать.
— А это было, примерно, в котором часу?
— Кажется, без пяти три. А может быть, пять минут четвертого. Я не помню.
— Простите, — вдруг не выдержал я. — Вы переживаете смерть брата?
Сирил вынул трубку изо рта и какое-то время молча смотрел на меня. Наконец он сказал:
— Бывали минуты, когда я ненавидел его больше, чем кого бы то ни было. Он тоже не любил меня. Еще с детства.
— Благодарю за искренность. Но должен вам сообщить, что мы более или менее в курсе причин, по которым вы его ненавидели. У нас есть досье на вас из архива Скотленд Ярда. Вы признаете, что смерть сэра Гордона была бы вам на руку?
— Ах, так вы уже знаете грехи моей молодости… — Сирил криво улыбнулся. — Да, действительно, смерть Гордона не является самым грустным событием в моей жизни. Но я вынужден вас разочаровать: я не убивал сэра Гордона Бедфорда.
— А кто, по-вашему, мог это сделать?
Сирил вскинул голову и положил на стол потухшую трубку.
— Не знаю. — Голос его металлически зазвенел. — А если бы знал, все равно вам бы не сказал.
— Почему? — Я прищурился.
— Потому что мой покойный брат, кроме своих легендарных идеальных качеств, не имел ничего человеческого. Это был кошмар нашей жизни. И поэтому, кто бы его ни убил, а он наверняка был убит, ибо самоубийство — это слишком человеческое проявление чувств, оказал мне большую услугу, чтобы выдавать его.
— Вы считаете, что у него не было поводов для самоубийства?
Сирил Бедфорд вновь задумался.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Честно говоря, я не вижу повода, по которому он должен был лишить себя жизни.
— Одновременно вы не видите, мистер Бедфорд, никого, кто мог бы его убить?
— Нет. Единственной, пожалуй, кандидатурой являюсь я, ваш покорный слуга. Но я не убивал, повторяю.
— Я вовсе не уверен, — пробормотал я, — что только у вас был повод убивать сэра Гордона. Значит, это вы выращиваете такие прекрасные георгины.
