На судьбу я не в обиде... | страница 52



.

Прилагались немалые усилия, чтобы выправить положение с кадрами. В 1919–1920 гг. РОСТА организовало ряд курсов и школ для журналистов. Курсы корреспондентов были созданы при Витебском, Казанском, Одесском, Смоленском, а также при других отделениях РОСТА. В декабре 1920 г. открылся Петроградский институт журналистики. В марте 1921 г. было утверждено Положение об одногодичном Московском институте журналистики. Принимались все меры по качественному улучшению печати, ее кадров. В результате к январю 1923 г. число уездных газет увеличилось до 190, то есть на 54 издания по сравнению с августом 1922 г.[34]

Нелегко пришлось первым советским журналистам местной печати, вооруженным, как писал в своих воспоминаниях старый газетчик О. Литовский, огромным желанием работать, но совершенно не разбиравшимся в технике газетного дела. «Все, начиная с подсчета газетных строк до верстки номера, – свидетельствует он, – было ддя нас книгой за семью печатями»[35]. Трудности заключались и в отсутствии средств, бумаги, в слабости полиграфической базы. Но вопреки этим объективным обстоятельствам благодаря самоотверженным усилиям журналистов все большее число уездных газет становились своими для крестьянского читателя.

О главной направленности уездных газет можно судить уже по их названиям: «Крестьянская жизнь», «Новый пахарь», «Голос бедноты», «Вольный пахарь», «Голос пахаря», «Труженик», «Жизнь деревни», «Голос деревни». Ведущими были отделы: «По уезду», «В уездном Совете», «Новое в деревнях и селах», «Из деревни». Оперативно помещались декреты Советского правительства, перепечатывались из «Правды» статьи В.И. Ленина. Внимание читателей привлекали публикации под рубриками: «Партийная неделя», «Неделя крестьянина», «Неделя ремонта», «Неделя мобилизации на фронт», «Странички женщины», «Странички красной молодежи». В каждом номере имелась подборка «Крестьянские письма».

Живое представление об уездной печати того времени дают воспоминания ветеранов советской журналистики. Так, П. Шари, сотрудничавший в можайской газете «Новый пахарь», свидетельствует: «Время было трудное. Как жила можайская деревня в двадцатые годы, можно судить по тому, что желал “Новый пахарь” крестьянину в 1925 году. В первом номере за этот год крупным шрифтом было напечатано: “Новый пахарь” желает крестьянину, чтобы:

1. Каждый мужик мог вместо лаптя носить сапог.

2. В деревне была не ворожея-дура, а советская культура[36]