Яков помнил, что когда учился в классе пятом-шестом, какие-то люди пришли вечером к отцу убеждать эмигрировать в Израиль. Их беседа продолжалась довольно долго, часа полтора, приглушённые кухонной дверью голоса периодически взрывались раздражительным фальцетом. Вдруг дверь распахнулась, отец вышел и произнёс слова, которые Эстерман-младший запомнил на всю жизнь и впоследствии часто использовал, чтобы подчеркнуть свою абсолютную космополитичность: «Среди евреев не встречал ни одного умного мужчины и ни одной красивой женщины. Моя жена – исключение!..»
Он взял указку, зажмурил глаза и ткнул её в карту.
– Отец яблок. Так примерно звучит в переводе. Хороший город. Народ хлебосольный…
Яков повернулся. В дверях стоял замкомбата капитан Никонов.
– Я говорю – хороший город Алма-Ата. После дембеля туда собираешься? – спросил капитан.
Этот капитан Никонов был своеобразный человек. Пожалуй, даже странный. Уже одно наименование его должности – заместитель командира строительного батальона по вооружению – вызывало гомерический хохот у новобранцев. «И где же боезапас к кирке? А лопату с какого конца заряжать?» – были любимые шуточки после отбоя, когда казарма, отгоготавшись, мирно засыпала после трудового дня. Никонову было лет тридцать пять, так что в капитанах он явно засиделся. Говорили, что капитан то ли из женщины, то ли по пьяни застрелил в далёком гарнизоне большого начальника. И что его спас от суда и спрятал в стройбате генерал из Москвы, с которым они когда-то вместе защищали Родину в Анголе или в Лаосе или ещё в какой тропической дыре. Капитан был сухонький, невысокого роста, но Яков лично наблюдал, как в станционной пивной он почти что одним мизинцем разметал пятерых бугаев, не выпуская из правой руки кружку.
– Азиаточки там чудо, – сказал капитан. – Зимой малахаи свои надвинут на самые брови, а глаза-бусинки так и сверкают. Поезжай, не пожалеешь…
Ответ от отца пришёл через месяц. Сухая выжимка из письма была такова:
«Прапорщик еврей это примерно то же, что негр Папа Римский, хотя и не запрещено. Но ты уже человек взрослый, так что решай сам. При первой же возможности приезжай домой, поскольку мать всё-таки обиделась.
P.S. Если очень будут нужны деньги, вышлю».
Поезд прибывал на Казанский, а уезжать в Алма-Ату надо было с Курского. В дороге он и два его сослуживца выпивали умеренно, штатская жизнь после двухлетнего сидения в лесу показалась непривычной, едва ли не пугающей. Да и в плацкартном вагоне ехали в основном бабки с внучатами, по этим всем причинам и не напились. На перроне попрощались и обменялись, как водится, адресами.
