— Но храм будет!
— Какой ценой! На злодействе может взойти вертеп, а не Божий храм.
— Звучно сказано, но мимо. Зря я вам рассказал, вы ничего не поняли.
— Поняла: у вас в жизни был добрый поступок. Вам это зачтется.
— Говорю, вы ничего не поняли! — сказал Старков. — Это мой провал, стыд, предательство!
Он сунулся за своим табачным запасом.
— Подождите, — сказала Мария Александровна. — Я принесла вам папиросы.
В камеру заглянул надзиратель:
— Осмелюсь доложить, Ваше Высочество, господину преступнику положена прогулка!..
…Мария Александровна и Старков сидят на скамейке во внутреннем дворе тюрьмы. Она роется в своей вместительной сумке и достает плоскую деревянную коробку, похожую на пенал. Открывает ее и протягивает Старкову: там лежат длинные тонкие папиросы.
— Медом пахнут, — заметил Старков.
Он взял папиросу, покрутил в пальцах, чтобы лучше курилась, посыпались табачинки.
— Слабая набивка. Самонабивные? — спросил он, прикуривая от зажженной ею спички.
— Да, муж всегда сам набивал. Он много курил. Я ничего в этом не понимаю, но табак должен быть очень хороший.
Старков инстинктивно вынул папиросу изо рта, ведь ее касались руки убитого. Но, заметив довольное выражение на лице Марии Александровны — как же, потрафила! — пересилил отвращение.
— Это из экономии? — спросил с улыбкой.
— Да! — простодушно откликнулась Мария Александровна. — У мужа был принцип: не бояться случайных трат и экономить на повседневном.
— Как понять?
— Он мог выбросить уйму денег на арабского скакуна или английское ружье, но у нас был очень простой стол…
— Представляю! — не удержался Старков, пуская голубые кольца дыма.
— Правда, правда, мы не ели убоины. Каши, овощные супы, салаты, иногда рыба, которую муж сам ловил.
— Вы что, толстовцы?
— Нет. Муж говорил: не хочу есть трупы животных. А мы все делали по его уставу. Я не прибедняюсь, но мы обходились самым скромным гардеробом, я перешиваю старые платья, вяжу теплые вещи, штопаю, латаю. Мальчики сами себя обслуживают. Мы держали одну прислугу на все, теперь взяли приходящую.
— Но у вас же имения, — удивленно сказал Старков. — Романовы — самые богатые помещики России.
— Не самые богатые, — улыбнулась она. — И не все. Я говорила вам: мы жили на жалованье мужа. Сейчас на пенсию. Он отдал свое состояние младшим сестрам: у них не сложилась жизнь, — а на остаток содержал вдовьи дома.
— Что еще за вдовьи дома? — с плохо скрытым раздражением спросил Старков.
— Там живут солдатские вдовы и сироты. Вы не думайте, — сказала она с поспешной деликатностью, — в их положении ничего не изменилось. Муж отдал необходимые распоряжения на случай своей смерти.
