Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях | страница 77
Жилин сам вёл дела с хозяевами индийских фабрик. И тут его знание хинди, бенгали и ещё пары местных языков не то что просто пригодилось, а поставило его на иной, по сравнению с другими, обычными иностранными партнёрами, уровень. Конечно, все деловые индийцы хорошо говорят по-английски. Кажется, что и не надо изучать хинди или телугу. Но это не так. Когда вы понимаете только по-английски, то вы сможете узнать от индийцев только то, что сами индийцы захотят вам рассказать. Вы не поймёте многих скрытых пружин и внутренних механизмов индийской деловой жизни, непереводимого индийского настроения, которое чрезвычайно близко к русскому, но, подвергнувшись двойному переводу – на английский и с английского, становится совершенно непознаваемым. Михаил Константинович говорил с фабрикантами на их языках, на хинди, бенгали и даже на гуджарати, и легко завоевал уважение индийцев и место в их сердцах. Тем более он ведь оставался ангелом – улыбчивым, доброжелательным и любезным. В итоге индийцы отправляли «Ганеше» товар без предоплаты и не настаивали даже на аккредитиве, а вскоре начали сразу выдавать полный комплект коносаментов, и груз поступал в распоряжение Жилина без всяких денег, а рассчитывался Жилин уже после того, как сам продаст товар российским клиентам. Это были хорошие условия, благоприятные. И цена была хороша. И на колебаниях курса валют Жилин терял немного, потому что не злоупотреблял отсрочкой платежа, а сразу по поступлении рублёвых средств конвертировал в валюту и отправлял в Индию.
Жилин всё делал правильно. Ауслендер любовался Жилиным и тем, как Жилин ведёт дела. Жилин был словно князь Андрей Болконский – так же благороден и безупречен. Себя Ауслендер видел подобным Пьеру Безухову. Иван Борисович думал о себе, что он, Ауслендер, в общем-то, неплохой человек, но вялый («вялый сперматозоид», как прозвали его студенты) и слабохарактерный. Ещё Жилин виделся Ауслендеру как Штольц, а сам Иван Борисович был при нём как Обломов. Но ведь и Штольцу зачем-то нужен Обломов. Нужен для какой-то вселенской гармонии, для баланса, чтобы там, на небесах, сошлись дебет и кредит.
Не все в бизнесе были так же хороши, как Жилин. Теперь Ауслендер многое понял. Ведь раньше Иван Борисович был бюджетником. Все бюджетники думают, что деньги вырастают на ёлках. Да так, собственно, оно и есть – для бюджетников. Кому-то достаются опилки, иголки, крохи, а кто-то размашисто снимает с бюджета деньги мешками, но ни те, ни другие не понимают, как вот это оно всё образуется, богатство, для них оно просто выросло на дереве, а путь к обретению богатства один только – пробраться к лучшей, заветной веточке. Люди из мира коммерции видят жизнь другими глазами. Ауслендеру рассказывала Виктория, но только теперь Иван Борисович понимал, как многого он не замечал раньше, слушая жену вполуха. И правда, что в России стало два народа: опричнина и земщина. Вот только не совсем ясно, кто из них кто: иногда кажется, что бюджетники – опричнина, а земщина – частный торговый и работный люд, а иногда и наоборот, кажется, что частники – это опричнина, собачья мёртвая голова, а бюджетники – коренная Русь, земщина.