Ауслендер вспомнил, что действительно поддерживал переписку со своими учениками и после увольнения из университета, отвечал на вопросы по переводам с санскрита и по философии Веданты.
– Извините, если ответил не на все. Может быть, какие-то письма попадали в спам.
– О, это ничего. Если вы не отвечали, то ответ приходил с другой, неожиданной стороны. Либо вопрос оказывался глупым. Я давно поняла, что вы учитель. Мой, настоящий учитель.
– Спасибо, конечно. Но это едва ли. Едва ли.
Настя кивнула головой, словно и не ожидала иного ответа. И спросила:
– Как вы себя чувствуете? Как настроение?
Иван Борисович ответил откровенно, не видя никакой необходимости фальшивить:
– Чувствую себя хорошо. Настолько хорошо, что не могу свыкнуться с мыслью, что такая сложная и опасная операция мне действительно необходима. Но доктора говорят, что медлить больше нельзя. А настроение… я боюсь. Страх. Вот и всё моё настроение.
Настя опять кивнула головой.
– Да, понимаю. Но всё же, думаю, вряд ли вы по-настоящему боитесь. Вы же знаете, что всё это ничего не значит. Атман неразрушим.
– Нет, Настенька. Ничего я не знаю. Я взаправду боюсь.
Настя улыбнулась всем своим монгольским лицом.
– У меня для вас небольшой подарок. Мы издали книгу.
Девушка достала из сумки и протянула Ивану небольшой том в твёрдой обложке зелёного цвета. На книжке было написано: «Шри Ауслендер. Веданта». Иван Борисович взял книгу с великим сомнением и начал листать, просматривая текст. Иногда он узнавал что-то из своих лекций или писем. Но чаще – нет. Ауслендер изучал книгу минут пятнадцать, потом поднял глаза и изумлённо сказал:
– Это не мои тексты! Здесь нет почти ничего моего!
– Мы и не утверждаем, что это ваши тексты.
Девушка взяла книжку из рук Ивана и открыла на самой первой странице. Иван Борисович прочитал: «Составлено учениками и последователями на основе лекций, бесед и писем». Оказалось, что у него есть ученики и последователи.
– И… сколько вас? – спросил Ауслендер.
– В ближнем кругу – семеро. Это составители. А санга, община, – около тридцати. Ну и виртуальных читателей, подписчиков, ещё несколько сотен. По всему миру. Совсем немного. Но мы и не стремимся приобретать большое число последователей, вы же сами так учили.
Ауслендер был ошеломлён и подавлен. Он сказал:
– Настя… я… я никогда не думал, что из меня сделают учителя. Вероучителя – давайте называть вещи своими именами. Я всегда был против всех и всяческих вероучений. И меньше всего хотел того, чтобы из моих воззрений, по преимуществу критических, состряпали ещё одно, новое вероучение! Это во-первых. Во-вторых, я не гуру. Я обычный человек. Я боюсь смерти. Я тоскую по своей жене, которая, видимо, меня разлюбила. Я не святой, не мудрый, я стареющий мужчина, слабый и одинокий.
