Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016 | страница 46



уступы и арки в себе громоздя,
изломанной молнией вдруг осветила
блестящие мышцы дождя.
(Ночная гроза)

Впрочем, для Калашникова нет разделения между сельской идиллией и механистичной жестокостью города – напротив, подробное вчитывание в Природу, перечисление ее деталей, их сравниванье тянутся к замыканию круга, некоему единству:

‹…› Озеро в травах ленивых лежит,
как инструмент в готовальне.
(Июль)

Или можно сказать иначе: всматриваясь в Природу, уходя к истоками, изучая изгибы ветвей, узоры бабочек, росу на иглах сосен, – лучше понимаешь изначальный замысел и не теряешься в городе. Тогда куст малины кажется городом у моря с его черепичными кровлями и садами. И, если постоять, то слышны «глухие раскаты воды», видны паруса «суденышек утлых» и «голубое свеченье». Изменчивые облака, куст малины (способный на превращения) – своего рода волшебные фонари, отбрасывающий проекции, сообщающие смысл окружающим нас предметам. Отсюда и любопытство и желание поэта, услышав эхо, дойти до неслыханной начальной простоты.

Герман Власов

Александр Петрушкин

Стихотворения

Родился в 1972 г. в городе Озерске Челябинской области. Публиковался в российских и зарубежных журналах. Автор нескольких книг. Координатор евразийского журнального портала «МЕГАЛИТ». С 2005 г. проживает в гор. Кыштым Челябинской области.

* * *

Зачем ты преломляешь камень,
в котором ток бежит, как ситец
из руку пламени и хлада
как человек или сновидец?..
И проникающий под кожи
ноябрьский свет нас преломляет –
как будто по колени вхожий
в нас он, как будто прогадает,
когда помчится с черной галкой
внутри у этого гранита,
где марафон с холодной галькой
ему возможно было выиграть.
Зачем твой ток велосипедный,
внутри у камня наделённый
возможной невозможной речью,
лежит в руках неудивлённых
у ситца, у хлебов сиротских,
у жажды света (в смысле – мрака),
у этой розы из мороза
проросшей изнутри барака?

Остров

Андрею Таврову

Обмелели холмы или мельницы их
свет занёс по окружность зрачков лошадиных –
и лежит в земном мясе, один на троих
холм врастающий в небо на пчёлах недлинных,
и свободно вращаются в нём жернова,
холм крошится в муку, что поднимется к верху
и мерцает, как речи живой голова,
и кроится тоской лошадиной по бегу,
он плывёт, как плоды в животах у реки,
что откроются медленней женщин, не сразу,
потому что глубины его высоки,
да и он уподоблен туннелю и лазу
в этих водах, чьи слайды ложатся к земле
и снимают, как Бога, свои опечатки
что оставлены ими на всяком угле