Вы заметили, что за чертой города строительные рынки часто соседствуют с кладбищами?
…Отгораживаемся ремонтами,
ламинатом-паркетом-обоями,
обвешиваемся вещами всяческими,
мебелями-сервизами-картинами,
гаджетами-автомобилями, –
как грузилами, чтобы быть весомее,
чтоб не закрутило, не унесло бы
в тот холодный туман, откуда глядит она.
Чтобы только не соскользнуть туда,
где под тоненьким слоем льда
чёрная тень маячит-мечется,
червоточина человечества.
Прильнёт снизу к пограничной хрустальной хрупкости –
хруп!
И оттуда сюда заглядывает.
…Отгораживаемся книгами,
чаще чужими, реже своими –
стены книг, бастионы, имя им легионы.
Читаем – и пишем, читаем – и пишем,
чтобы только не думать, чтобы только не слышать –
вот она, вот, рядом совсем.
Из-под тонкого льда – недозвезда – мерещится, таращится,
кажет себя, выжидает, терпеливенькая такая.
…Отгораживаемся любовями-дружбами-«лайками»,
ближними-дальними,
мужьями-жёнами, братьями-сестрами,
всеми ими обложились основательно,
чтобы глухо, как в танке, глухо-наглухо,
чтоб не слышать, как она там, чёрненькая, бьётся,
всё ближе, ближе подбирается.
По тонкому льду – вскользь,
по взгляду – всегда вкось…
Пройди-пролети-затаись,
не дыши, не спугни
разрыв-траву
во рву,
не провались – ввысь.
Отгораживаемся.
А она – внутри.
Кричим, чтоб не слышать.
А она – шепчет. Рядом совсем.
Держимся за воздух
тонкой ниточкой дыхания –
а она качается вместе с нами:
вдох – выдох, вдох – выдох, вдох…
Она – это ты и я.
Не бойся, не бойся, не бо…
