— А противное у тебя, кум, вино. И чем ты в буфете господ офицеров поишь… Вот с такого вина они и ходят дурные какие-то… Оружие у них из вагонов воруют. А штаны еще на улице не снимают?
— Кум, без шуток.
— А я в этих шутках не участник! Ни шута не знаю, и шабаш! Вон спрашивай — мальчишки все знают. — Отец поманил Андрейку. — Сынок, поди скажи дяде его интерес.
Андрейка подошел, потупясь, и, услышав скрип двери, увидел старшего брата. Саша, наверное, все слышал. На щеках его перекатывались желваки. Он с ненавистью смотрел на Филонова. Андрейка злорадно подумал: «Здорово испугался…» Отец и сын Филоновы воззрились на Андрейку. Как это они раньше не догадались выведать все у мальчишки! Заводские ребята многое знают.
— Ты не бойся. Мы свои. Нам все можно сказать, — вкрадчиво обратился к Андрейке Филонов-старший.
— За так я ничего не скажу, — ответил нарочито грубо Андрейка.
— Да ведь ничего не знаешь, потому и не скажешь, — подзадорил Филонов.
— Знаю… Вот за это скажу, — указал Андрейка на офицерский кортик Лукаши.
Отец молча снял с сына драгоценный подарок генерала.
— Ну, говори, где ружьишки попрятаны, и получай. На заводе или еще где схоронили?
Андрейка ловко выхватил кортик из рук Филонова и выпалил:
— Улетели ружья. Ф-фу!
— Как это ф-фу?
— А так… Ночь была серая. Он серый… Тихо-тихо так опустился ф-фу, ф-фу… Оружие забрал…
— Цеппелин?!
— Ага.
— Басни! Замоскворецкие байки! Нам такое уже Гришка Чайник рассказывал! — вскинулся Филонов и цап за ухо.
— Отдай кортик! — Лукаша кинулся отцу на помощь.
Андрейка, отбиваясь, завизжал как резаный.
— Вы что, Филоны, моих детей бить пришли? А ну… — Кузнец сгреб непрошеных гостей и давай тузить.
Филонов закричал: «Караул!» Бабушка заверещала: «Убивают!», и изловчилась втащить старшего Филонова в свою спасительную молельню. Лукаше удалось умолить кузнеца жалобными словами: «Дяденька, простите!» Андрейка лишился кортика.
— Обманом не выманивай! — сказал отец, отбирая у Андрейки кортик, и отдал его Лукаше.
Так бы миром все и кончилось, как бывало раньше, по-родственному: погорячились, и хватит. Да Филонов, поправляя прическу перед иконами, в стеклах которых зеркально мелькал его помятый лик, кивнул на Георгия Победоносца.
— Вот эту иконку вы мне давно обещали, бабуся. Так я ее теперь и возьму. Для освящения моего буфета. Повесим на видном месте. В офицерском буфете — офицерский святой. Такова необходимость момента! — И, не дожидаясь согласия, потянул Георгия с иконостаса.
