— Что генерал? — спросил как-то Лукашу поздно вечером Ушаков.
— Морщатся… Ногой недовольны.
— Ногой? Петроградом! Разве ты не знаешь, что в Петрограде революция? Что будем делать, братец?
— Мое дело ждать приказаний. Как изволят — либо левый одевать, либо правый снимать.
— Что там сапоги! Революция головы снимает!
— Как это головы? С кого?
— А вот так, чик-чик. Ты не слыхивал про гильотину? Революция — это, братец, такое время, когда цари теряют головы, а нерастерявшиеся прапорщики могут и в Наполеоны попасть!
Смутя Лукашу такими непонятными словами, прапорщик Ушаков нырнул в аппаратную и вскоре вернулся в некоторой растерянности.
— Однако еще не все ясно… Возможно, этот бунт солдат, не желающих идти из столицы в окопы, будет подавлен фронтовиками. В Питер направляются полевые войска. Генералу Иванову приказано расправиться с бунтовщиками беспощадно. Все еще кви про кво!
— Как-с это?
— Ну, словом, ты прислушивайся, что генерал по этому поводу скажет, и сообщай мне.
— Слушаюсь!
ЗАГОВОР ЦАРСКИХ ГЕНЕРАЛОВ
Прапорщик Ушаков удалился проверять караул, а Лукаша навострил уши, держа наготове генеральский сапог.
Генерал долго расхаживал по кабинету — звяк шпорой, шарк туфлей. И вдруг шагнул в аппаратную. Лукаша с сапогом за ним. Но хозяину было не до сапога, так в ночной туфле на ноге он и принялся разговаривать по аппарату Морзе с начальником штаба царской ставки генералом Алексеевым.
— Запроси, — приказал генерал связисту, — как здоровье государя императора?
Дежурный связист отстукал его вопрос по «морзянке», получил на ленте ответ Алексеева и сказал генералу.
— Государь здоров, государство нездорово.
— Точнее. Плохие новости? — запросил Мрозовский.
— Эшелон георгиевских кавалеров задержан мятежниками. Поезд государя, не пропущенный в Царское Село, возвращается в ставку. Петроград во власти анархии, — ложились на белую ленту черные знаки-слова, которые торопливо переводил связист.
— Что же полиция? Что императорская гвардия? — запросил Мрозовский.
— Полиция разбежалась, гвардейские полки изменили…
Генерал перекрестился.
— Ваше превосходительство, — продиктовал он связисту глухим голосом, — умоляю вас, спасите царя и отечество, двиньте на мятежников действующую армию, которая у вас в руках.
Алексеев ничего не ответил. Аппарат постукивал вхолостую. Лента бежала долго пустая.
— Бог вам судья… История не простит нам, если не убережем головы венценосца… В сей грозный час беру ответственность на себя. Умолите государя немедля прибыть в Москву. — Капли пота проступали на лбу Мрозовского, когда диктовал эти слова. — От стен священного Кремля во главе вверенных мне ста тысяч московского гарнизона предлагаю императору возглавить победоносный поход на мятежный Петроград…
