Самым роскошным элементом интерьера являлся, пожалуй, диван с криво расставленными ножками-лапами и обтянутый богатой гипюровой тканью. На стене, кстати, висел самый большой из всех имеющихся осколков зеркала, формой он напоминал искривленный треугольник. Ханниол даже не использовал его в качестве зеркала, он повесил его так, чтобы отражать шедшие через окно лучи дневного света, и чтобы в хижине становилось еще светлее. Сейчас зеркало создавало лишь пугливого двойника горящего светильника.
Пришла скука. Хан вышел на улицу подышать запахами ночи. Темнота уже безраздельно властвовала повсюду, но она не была всемогущей. Нулевая фоновая светимость, создаваемая звездами, не позволяла всему вокруг окончательно угаснуть. Довольно хорошо просматривался абрис мраморной экспоненты, серые трафареты хижин стояли в тишине, создавая собственный хоть и довольно вялый контраст ночи. Звезды беспорядочно были разбросаны по безымянному пространству, куда все так рвался Исмирал, и куда способен дотянуться лишь наш пытливый взгляд. Они постоянно перемещались по небосводу, и каждую ночь их насчитывалось разное число. Иногда они образовывали собой причудливые фигуры, именуемые созвездиями, но фигуры неустойчивые, которые через несколько ночей расплывались, а затем и вовсе распадались. В центре поляны он заметил звездочета с поднятой вверх головой.
Что ж, это вполне ожидаемо. Авилекс не ляжет спать, пока очередной раз не пересчитает все звезды и не запишет результат в свою пухлую тетрадь.
— Тебе кто-нибудь говорил, что в этом наряде ты похож на клоуна?
Ави чуть вздрогнул и обернулся. Сзади стоял театрально зевающий Ханниол, решивший подружиться с бессонницей. Его обычно ярко-рыжие волосы сейчас совершенно утратили свой лоск. В ночи его уж точно никто не назовет Головой-вспышкой.
— Ты сбил меня! Дай еще минут десять, чтобы закончить, — Ави вновь устремил указательный палец в небо.
Для темного и светлого времени суток Авилекс одевался по-разному. Сейчас на нем был синий плащ и того же цвета остроконечный колпак, повсюду были наклеены разноконечные звездочки, неряшливо вырезанные из фольги. Возможно, эта неряшливость и придавала комичный эффект всей внешности. Хан терпеливо дождался, пока он сделает очередную запись в тетради и вежливо попросил:
— А взглянуть можно?
— Да на здоровье.
На пухлых листах, куда ни глянь, почти одно и то же, только цифры менялись:
996872 — 970 звезд
996873 — 1004 звезды
