Изобретатель молча ушел. Понурый и окончательно раздавленный. А Гимземин, уперев оба кулака в край стола, потряс патлатой головой и подумал: «ну вот, зря накричал, его ведь тоже можно понять». Алхимик не был злодеем по своей природе. Вспыльчивый — это да, никто не спорит. Он порой ненавидел свою излишнюю раздражительность, часто после скандалов и агрессивной словесности его посещало раскаяние. Но он практически никогда ни перед кем не извинялся. Гораздо удобней было придумать себе оправдание, как, впрочем, случилось и сейчас.
— Ведь он первый на меня наорал! И вообще, я что ли пришел к нему ссориться? — сказав это вслух, Гимземин взболтнул пробирку с сиреневой жидкостью. — Так, так. Мне же еще нужно проверить реакцию марианелы широколистой с разными кислотами…
* * *
Тлеющий час был последним перед наступлением ночи, куклы постепенно готовили себя ко сну, болтали ни о том ни о сем, все более впадая в апатию. Свечи, впрочем, также ярко горели по четырем сторонам горизонта, и лишь когда первая из них (Фиолетовая) гасла, весь восток покрывался мраком, а далее на поднебесье ступенчато надвигалась темнота. После гашения какой-либо свечи некоторое время еще можно было наблюдать легкий дымок, поднимающийся от ее обожженного чуть заметного фитиля. Затем приходила тревожная ночь, воруя краски жизни, и на горизонтах взгляд уже ничего не различал.
Ханниол долго ворочался в постели, заставляя себя уснуть, но ум настырно бодрствовал, крутя вереницу образов перед мысленным взором. Воспоминания об Астемиде как будто липли к черепу, он гнал их прочь, но они вновь и вновь возвращались. То появится ее длинная коса, то лукавый взгляд и этот игриво вздернутый кончик носа, то ее голос с какой-нибудь язвительной репликой типа: «хочешь звезду с неба? да захотись!»
Ханниол поднялся, откинул в сторону одеяло и долго тер так и не изведавшие сна глаза. Потом зажег масляный светильник. Обстановка внутри его хижины была скромной: круглый стол с несколькими расставленными по краям табуретками мог вместить троих, максимум — четверых, маленькая печка для разогревания чая топилась простыми щепками, на книжной полке уже давно не стояло никаких книг. Чернильники сделали свою черную работу, а те книги и свитки, что уцелели, все хранились у Авилекса. Впрочем, на полке уютно пристроился маленький будильник со вздутыми стрелками, который вечно отставал. Фалиил как-то предположил, что на этой подозрительной полке есть некая аномальная зона, в которой время течет медленнее. Но Хан прекрасно знал — тут дело в стершихся шестеренках. Он почти каждое утро был вынужден заново подводить стрелки, настраивая их на момент зажжения последней свечи.
