Но это был и правда, Шон.
Хотя он сильно изменился: когда-то короткие темные волосы, стали густого синего оттенка и свисали до поясницы, схваченные в хвост, виски забриты, в брови пару пирсиногов, одет весь в экзо – кожу черного цвета, с неоновыми вставками. Пожалуй, я узнала его только по глазам…один у него слепой,…поэтому всегда был белым, без зрачка. А второй черным, как бездна…взгляд не изменился.
–Привет Ана…
Я сжала кулаки.
–Привет?!
Шон затравленно пригнулся.
– Привет!!!?
В него полетела старая пыльная броня, которая висела в коридоре, затем мои сапоги, какие-то детали из папиного гаража, гаечный ключ, перфоратор, дрель и еще много чего…
Шон уворачивался, и вскоре что – бы не искушать судьбу ретировался на этаж выше.
–Предатель!– вскрикнула я сердито, опуская зонт-трость, которым не довелось совершить месть. – Ты урод!
–Урод… – эхом раздалось с верхнего этажа – Ана, может, все-таки поговорим?
–Мне с тобой говорить не о чем!
Я захлопнула дверь и прошла мимо Зига, который ждал развязки в коридоре.
–Ана, у нас гость?
–У нас будет труп, если этот синеволосый хмырь не свалит!
Я прошла в свою комнату и снова плюхнулась на кровать.
Шон…явился, спустя столько времени…пусть катится! Ненавижу!
–Зиг, это я Шон…– раздалось в коридоре. – Впусти меня. Ане плохо, и ей надо помочь.
–Это вы, Шон?– уточнил Зиг задумчиво.– Прошу вас, приложите руку к наружной камере, я просканирую ваши отпечатки…
Шон вздохнул, но подчинился.
Зиг провел сканирование, и дверь с тихим щелчком открылась.
–Добро пожаловать, Шон.
Зиг, предатель!
Послышались осторожные шаги к моей комнате. Шон вздохнул.
–Ана…
Я лежала к нему спиной и смотрела в окно, но я видела его отражение. Он стоял, навалившись на автоматическую дверь, не давая ей закрыться.
–Прошу, поговори со мной.
–Убирайся!
Шон отошел от двери, и она с тихим жужжанием закрылась. Я сердито вскочила на кровати.
–Я сказала, уходи!
Шон упрямо сел рядом со мной и подмигнул здоровым глазом.
–Не уйду. Можешь ругаться, пока солнце не взойдет, но я не уйду.
Не знаю, что меня растрогало в тот момент, упертость этого дурня или радость от того, что он и правда, не собирался уходить. Я опустила голову и стала реветь. Шон понимающе положил мне руку на макушку и едва погладил.
–Мне так жаль…твой папа…
Я повисла на его шее, стараясь прогнать из воспоминаний недавние события. Мне было страшно…
Шон все понял. Он обнял меня и тоже всплакнул. Мы были осиротевшими детьми…сами по себе в этом мире.
