добьется своего. Но сейчас он понимает, что запас его прочности и упорства иссяк безвозвратно. Долгие годы усилий, каторжного труда, терпения и хитрости пошли прахом. Полноте, да возможно ли это? И, если возможно, что это означает? Он вдруг чувствует, как при мысли о том, как обошелся с ним Корбин, его охватывает жаркая волна ненависти, которая, впрочем, тут же захлебывается в серой, бездонной и бесконечной трясине стыда, грозившей погрести и его самого.
На то, чтобы добраться от острова Ян-Майен до мыса Фарвель[42], у них уходит три недели. Над головой раскинулось чистое голубое небо, но ветер неустойчив и переменчив. В хорошие дни он дует ровно и сильно с юга, а вот в другие запросто может стать бурным и порывистым или вообще утихнуть. Экипаж готовит лопари[43] шлюпочных талей, сплетает китобойные лини, приводит в порядок пики, остроги и гарпуны. После успешной охоты на котиков на борту царит приподнятое настроение. Браунли безошибочно ощущает охвативший его людей оптимизм и уверенность в том, что в этом году удача будет на их стороне и что сезон окажется прибыльным и успешным. Ропот недовольства, отчетливо различимый в Халле, поутих: Кэвендиш, хотя по-прежнему и вызывает раздражение, но все-таки справляется со своими обязанностями, а Блэк, его заместитель, демонстрирует амбициозность и прозорливость, которые, вообще-то, не свойственны его возрасту, за что заслуживает самых добрых слов. Да и судовой врач после своего купания в проруби, едва не ставшего для него фатальным, оправился и ожил самым замечательным образом. День ото дня он набирается сил, на щеках вновь играет румянец, и к нему вернулся прежний аппетит. Хотя следы обморожения все еще отчетливо заметны у него под глазами и на кончике носа, он целыми днями расхаживает по палубе, разминая ноги, или что-то рисует в своем дневнике. Впереди, в проливе, где-то в районе острова Диско, их поджидает Кэмпбелл на «Гастингсе», но корабли не встретятся и даже не сделают попытки связаться друг с другом, пока не наступит подходящий момент. Страховщики в наши дни резонно опасаются подлогов, и такое судно, как «Доброволец», без видимых на то оснований застрахованное на крупную сумму, не может не вызывать у них подозрений. Что ж, это его последний вояж. Не такого конца он желал, но уж лучше так, чем еще пять лет валандаться на угольной барже, с хрипом ковыляющей из Мидлсбро в Клиторпс и обратно. Из тех, кто выжил после крушения «Персиваля» – с мозгами всмятку, без рук или ног, трясущиеся от въевшегося в них страха, – в море больше не вышел никто, кроме него. Он оказался единственным, кто проявил достаточно упорства или тупости, чтобы вновь отправиться в плавание. Мужчина должен смотреть вперед, а не оглядываться назад, не уставал повторять ему Бакстер. Главное – то, что будет
