– Мне нужна вода, – говорит он. – Смотри. Я ранен. – Он показывает на свою окровавленную ногу. – Вон туда.
Сунув руку в карман кителя в поисках монеты, он вдруг понимает, что перстень так и остался у него. Он не помнит, как положил его в карман, но сейчас он почему-то оказывается именно там. Самнер показывает его мальчишке, после чего жестом предлагает взять его себе.
– Мне нужна вода, – повторяет он. – Pani[38].
Мальчик смотрит на перстень, оставаясь при этом совершенно неподвижным. На вид ему лет десять-одиннадцать – с тонкими чертами лица, голой грудью и босой, он облачен лишь в засаленную dhoti[39] и грубую холщовую рубашку.
– Pani, – эхом откликается он.
– Да, – согласно кивает Самнер. – Pani, только никому не рассказывай о том, что я здесь. Завтра, когда сюда придут британские солдаты, я помогу тебе. Со мной ты будешь в безопасности.
Помолчав немного, мальчик отвечает ему на хинди: следует долгий монолог из звонких и совершенно непонятных звуков, похожих на блеяние козы. Почему такой малыш спит в столь неподходящем месте? – спрашивает себя Самнер. В пустой комнате города, превратившегося в поле битвы? Или вся его семья погибла? Неужели не осталось никого, кто мог бы защитить его? Он вдруг вспоминает, как двадцать лет тому сам лежал в темноте в опустевшей лачуге после того, как его родителей увезли в противотифозную лечебницу в Каслбаре[40]. Мать клятвенно уверяла его, что уже совсем скоро они вернутся, она крепко взяла его руки в свои и дала слово, но они так и не вернулись. И только Уильям Харпер, военный врач, вспомнил об осиротевшем ребенке и на следующий день приехал за ним, застав его лежащим на том самом месте, где они его оставили. В тот день на Харпере был зеленый твидовый костюм; его сапоги свиной кожи были забрызганы грязью и промокли после долгого пути. Он поднял его с прохудившегося соломенного тюфяка и на руках вынес наружу. Самнер до сих пор помнит запахи шерсти и кожи, помнит тепло ровного дыхания врача и его негромкое успокаивающее ворчание, похожее на новомодную молитву.
– Когда сюда придут британские солдаты, я не дам тебя в обиду, – настойчиво повторяет Самнер. – Я сумею защитить тебя. Ты понимаешь меня?
Еще мгновение мальчик смотрит на него, а потом кивает и выходит из комнаты. Самнер кладет перстень в карман, закрывает глаза, прижимается затылком к стене и ждет. Плоть вокруг раны покраснела и сильно опухла. Нога пульсирует болью, а жажда становится нестерпимой. Он спрашивает себя, а не предаст ли его мальчик и не увидит ли он вместо него своего убийцу. Сейчас, в его нынешнем состоянии, убить его можно без особого труда: у него нет оружия, чтобы защититься, и почти не осталось сил, даже если бы оно и было.
