– Ставлю три пенса на медведя, – кричит кто-то.
Развеселившийся кок, привалившись к косяку двери камбуза, швыряет им кусок бекона, который падает между ними. Медвежонок и собака одновременно бросаются к нему и сталкиваются. От удара эрдельтерьер отлетает в сторону, как пушинка. Медведь моментально расправляется с ветчиной и поднимает морду, ожидая добавки. Моряки смеются. Самнер, который наблюдает за этой шумной возней, облокотившись спиной о грот-мачту, выпрямляется, отвязывает веревку от скобы и концом швабры пытается загнать медвежонка обратно в бочку. Тот, сообразив, что происходит, поначалу сопротивляется и рычит, скаля зубы, но потом сдается. Самнер ставит бочку на попа, прилаживает на место решетку и вновь опускает ее на палубу.
Весь день с юга дует устойчивый ветер. Над ними раскинулось прозрачное голубое небо, но на горизонте, изрезанном горными вершинами, уже собираются штормовые тучи, отсюда кажущиеся тонкими полосками. Ближе к вечеру матросы замечают кита в миле от корабля по левому борту и спускают на воду две шлюпки. Они бросаются в погоню за исполином, и «Доброволец» следует за ними. Кэвендиш наблюдает за охотой с квартердека, облачившись в табачного цвета пальто Браунли и сжимая в руке его длинную латунную подзорную трубу. Время от времени он выкрикивает команды. Самнер видит, что он получает почти детское удовольствие от своей новой должности. Когда шлюпки подходят к киту, становится ясно, что тот уже издох и начал разлагаться. Со шлюпок подают сигнал кораблю приблизиться, после чего тянут к нему мертвого исполина. Первой шлюпкой командует Блэк, и они с Кэвендишем начинают громко перекликаться, обсуждая состояние туши. Несмотря на явные признаки гниения, они решают, что в мертвом ките осталось еще достаточно ворвани, чтобы отделить ее.
Матросы крепят тушу кита на планшире «Добровольца», где она покачивается, подобно огромному гниющему овощу. Смолянисто-черная шкура кита уже обвисла и стала дряблой, а местами так и вовсе покрылась гнойниками; плавник и хвост уже испещрены бледными гнилостными пятнами. Матросы, срезающие ворвань, обматывают лица смоченными водой шейными платками, жуя крепкий табак, чтобы отбить ужасающее зловоние. Куски ворвани, которые они режут и отрывают, уже потеряли здоровый розоватый оттенок и превратились в студень неприятного коричневого цвета. Брошенные на палубу, они источают не кровь, как это бывает обычно, а непонятную и дурно пахнущую слизь соломенного цвета, похожую на ректальные выделения человеческого трупа. Кэвендиш расхаживает взад и вперед, выкрикивая команды и подбадривая матросов. Над головой у него кружат морские птицы, оглашая воздух пронзительными криками, а под водой, поверхность которой залита жиром, внутренности кита уже рвут на части гренландские акулы, привлеченные запахом крови и разложения.
