Молчание затягивалось. Кажется, Тейт удалось сделать неправильный выбор. И опять Ермию некуда оказалось отступать.
— Видите ли, Ваше высочество, — попытался отыграть свое бастард, — служба может потребовать присутствие капитана в любой момент… хотя. Хотя я его освобождаю на сегодняшнюю ночь. Капитан, принцесса ваша.
Не театр даже — базар. Ее уступали, будто курицу покупателю. И ни тени радости или удовольствия на лице избранника. Это обнадеживало. Они, возможно, сумеют договориться.
Дверь осталась распахнутой. В приемной толпились люди бастарда. Сквозняком из раскрытого окна шевелило створку. Сумерки настали как-то очень быстро. Только засмеркалось, а воздух уже стал густо сиреневым. Такие вечера выдавались редко. Сиреневое сияние обволакивало предметы, деревья шелестели лиловой листвой. Мягкое тепло разливалось в воздухе.
Свен вошел без доклада. Следом ввалилась пара гвардейцев.
— Их отрядили наблюдателями? — возмутилась Тейт, впрочем сомневаясь, так ли уж она неправа.
— Вон! — рыкнул капитан.
Парочка выскочила за порог, но дверь осталась нараспашку. Воздух в спальне вдруг пошел волнами вроде жаркого марева.
— И Вас я попрошу удалиться, — проговорила королева, обращаясь к пустоте в дальнем углу.
Воздух колыхнулся и замер. Тейт схватила со столика кувшин с водой и выплеснула в том направлении. Ермий не успел увернуться и предстал перед глазами королевы и собственного капитана мокрый и злой.
— Завтра, я пришлю Вам самого вонючего, самого отвратительного из моих солдат, — заверил он Тейт и быстро удалился в сторону задней террасы.
Хлопнула дверь, провернулся ключ. Капитан Свен по собственной инициативе пошел и проверил, точно ли бастард покинул спальню. Коридорчик с той стороны был достаточно узок, двоим не разминуться.
— Он ушел? — спросила Тейт.
— Да.
— Я бы хотела с вами немного поговорить.
— Нет.
— Почему?
— Я обязан докладывать обо всех разговорах. Вы, принцесса, находитесь на положении государственной преступницы. Но даже если я что-то забуду или захочу скрыть… нас слушают.
Он развернулся и задул свечу. В полной темноте и молчании, мужчина надвинулся, подошел совсем близко, коснулся ее лица. Отступать оказалось некуда. Тейт замерла. Он отвел прядь волос, положил руку ей на затылок и поцеловал. Это не оказалось насилием, скорее — приглашением к ласке. Осторожно и очень настойчиво. Если ему и приказали, капитан и сам был не прочь выполнить такой приказ. Тейт стало горько от невозможности сопротивляться. Эта рука держала сегодня пухлую бледную ручку ребенка, которого зарезали, будто курицу…
