Гость в избе переодевался, довольно покашливал. Голос его повеселел:
— Может, на ноги что-нибудь найдется, люди добрые? Без обуви я…
Иван поглядел на свои ноги, обутые в новые «на вырост» сапоги. Их недавно привез отец и шутливо сказал:
— На дороге у зайца отнял…
Раньше часто он привозил сыну «заячьи гостинцы», но таких еще не было… А идти арестанту далеко, тяжело босиком. Может, и ночевать придется под небом, не согреться… Чтобы купить эти сапоги, отец каждый день собирал и возил шлак.
Как бы ни возражал себе Иван, ноги арестанта, босые, покрытые струпьями, стояли перед глазами. «Собьет их совсем… болеть начнут, а в тюрьме и без того настрадался…»
Когда Ваня вбежал в избу и протянул сапоги гостю, тот обрадовался:
— Как по мерке! Вот спасибо… Теперь я до дома доберусь. — Легко надел сапоги, притопнул, почему-то поглядел на себя в стертое зеркало, погладил впалые щеки.
Бросив взгляд на родителей, Иван понял, что поступил неправильно: брови отца тяжело нависли двумя взъерошенными кустиками.
Когда политический ушел, отец с обидой спросил:
— А сам в чем ходить будешь? Босиком, лето пришло.
— А осенью? Сапоги-то я тебе купил с запасом, на три года должно было хватить… Ничему же ты цены не знаешь.
За сына заступилась мать.
— Сам заработает. Купим.
Иван после окончания городского училища служил писцом в военном присутствии, приносил в дом деньги и гордился этим.
Отец уважал мать и часто называл ее полным именем — Анна Андреевна. Она — тихая, говорила мало и все вышивала, тоже зарабатывая этим. Отец больше не упрекал сына. Сидя у окна, он думал о чем-то сосредоточенно и упорно.
С улицы несся разноголосый благовест.
— Поет Верхотурье на все голоса! — умиленно прошептала мать.
Иван знал, что говорит это она, отвлекая отца от гнева.
Он и сам робко спросил, чтоб только предотвратить ссору:
— А почему наш город Верхотурьем называется?
Отец удивленно вскинул брови, сухо ответил:
— В верховине реки Туры вырос… — и продолжал, смягчаясь — Раньше здесь вогулы жили, и город назывался Нером-Кар, потому и речка, что впадает в Туру недалеко от города, Неромка называется.
Сколько былей скрывал отец в своих усах! Он любил рассказывать их: и скоро забыл о сапогах.
Прямые немощеные улицы сбегали с пригорков к центру. Неплотные кварталы разбивались пустырями; домишки небогатые, деревянные. Только центральную площадь окружали большие храмы и монастырь, да на окраине городка широко раскинулось белое здание каменной тюрьмы.
