– Ваша вера направлена на правильный объект. В свете вашего свидетельства вы и впрямь кажетесь мне искренним, и у меня нет никаких оснований подвергать ваши слова сомнению. Но скажите, в чем теперь, когда все угомонились, вы видите возможность снять наши разногласия?
– Можете не сомневаться, вам больше никогда не увидеть, как я раздаю деньги прихожанам или обращаюсь к ним с речью. Оставим все это в прошлом. Совершая торговые сделки с разными городами, я установил надежные связи со многими влиятельными людьми. Верните мне свободу, и, когда придет время, я сумею быть полезным. И может быть, однажды окажу вам услугу столь же значительную, сколь та, что вы предлагаете мне сегодня.
– Хорошо, это меня устраивает.
Я чувствовал, что Ланфранки нужно еще что-то со мной уладить, но он медлил, некоторое время колебался – встать и уйти или, оставшись, возобновить разговор. И все-таки после долгого замешательства выбрал второе. Как видно, хотел расстаться со мной без единого пятнышка на совести.
– Есть еще кое-что… – начал он.
– Что же? – Я притворился удивленным.
– Брат Августин привлек мое внимание к одному пассажу… к абзацу, написанному вашей рукой в принадлежащей вам и найденной им при обыске книжке. Из этого абзаца следует, что вы предвидите наклон колокольни на площади Чудес к югу. Вы действительно написали такое?
– Да-да, написал.
Пара фраз, целью которых было вызволить меня из беды, внезапно превратилась в повод для обвинения.
– Я сильно разволновался, когда прочитал эти строчки, – продолжал архиепископ, – тем более что никак не мог понять, зачем вам понадобилось сочинять подобную чушь. Но, поразмыслив как следует, решил, что объяснений тут может быть три. Либо вы тайно готовили заговор, намереваясь разрушить башню, что представляется мне маловероятным, особенно после нашей сегодняшней беседы; либо у вас есть какая-то секретная информация о подобном заговоре, организованном третьим лицом или третьими лицами; либо, наконец, вы считаете, будто вам дано предсказывать будущее… но этот последний случай – самый тревожный.
– Успокойтесь, монсеньор, и будьте уверены: не существует никакого заговора и на площади Чудес никто ничего не замышляет разрушать! Эта книжка – мой личный дневник, и я регулярно записываю в нем без каких-либо специальных намерений все, что приходит в голову. Любую глупость. Я всегда был единственным читателем манускрипта – до того, как трибунал меня его лишил (лишил, подчеркиваю, помимо моей воли), да и теперь, надеюсь, кроме вас, брата Августина и меня самого, никто не знает его содержания. Потому от вас одного зависит, останется все так или…
