Что было делать? Достал кошель с доходами за прошлый месяц и принялся, выгребая из него горстями золотые монеты, разбрасывать их во все стороны. А люди, в том же запале, что подтолкнул их пару минут назад ко мне, кинулись на каменные плиты и стали монеты подбирать – ползая по паперти, толкаясь, лягаясь, стараясь отхватить побольше.
Так я освободился из плена. Теперь можно было отойти в сторонку и понаблюдать за происходящим. Мной при этом владело странное чувство, будто кормлю голубей зерном.
Но вскоре я заметил, что один-единственный человек, о присутствии которого я и не подозревал, не охотится за монетами. Стоит и смотрит.
Кто? Убальдо Ланфранки, архиепископ пизанский собственной персоной.
Его неодобрительный взгляд мгновенно парализовал все мои мышцы, однако я почти сразу же взял себя в руки, размахнулся и подбросил в воздух опустевший кошель, чтобы люди поняли: золота больше нет. И чтобы толпа меня не раздавила.
Впрочем, пизанцы вроде бы уже и сами пресытились. Они медленно поднимались с земли, но почему-то не двигались с места. Между мной и архиепископом образовался ничем и никем не заполненный коридор.
Прелат долго молча вглядывался в меня. Воцарившаяся на паперти тишина давила, было ясно, что вот-вот начнется суровый поединок.
Бросить Убальдо Ланфранки вызов прилюдно, посреди площади перед храмом, я не мог, поэтому, не вымолвив ни слова, развернулся и спокойно пошел домой.
Встреча с архиепископом явно была не случайной. Какие уж тут совпадения! Архиепископ явился на паперть увидеть воочию то, о чем ему доносили.
Только что я сотворил себе серьезного врага. От такого не скроешься, его могущество делало напрасной любую попытку бегства. Никто, даже самый преданный союзник, не осмелился бы с этого дня ни предложить мне крышу, ни каким-нибудь еще способом поддержать мое противостояние Убальдо Ланфранки. Противостоять архиепископу в одиночку – вот и все, что мне оставалось.
Побаиваясь возможных последствий встречи на паперти, я окопался у себя дома и ждал, когда за мной придут.
Стук в дверь раздался на следующий же день. Открыв, я увидел двух вооруженных солдат, чьи мрачные физиономии легко позволяли догадаться: ничего хорошего мне не светит, наоборот, светит самое худшее. Один из незваных гостей схватил меня за руку, другой торжественно произнес:
– Вам следует немедленно предстать перед трибуналом Пизы.
Они только и дали мне времени, чтобы наскоро запереть дверь, после чего, вцепившись в мои запястья, поволокли – с такой силой и скоростью, что я едва не потерял туфли, – по улицам города в направлении Дворца правосудия.
