После очередного допроса меня отвезли в карательный лагерь, куда за провинности сгоняли узников самых разных национальностей. Поселили в 13-ю комнату к украинцам — в этом лагере каждая нация жила отдельно, а я ведь выдал себя за жителя Украины. Мне указали койку, выдали даже матрац и одеяло, и вдобавок ко всему — чайный и столовый приборы, рюмку и стакан. Ну, думаю, в хорошее место я попал, такого я еще ни в одном лагере не видел; а раз есть посуда, значит, будет и еда.
В лагерь привезли меня уже вечером, и в камере я застал такую картину. Все мои новые товарищи сидели за столом, ждали поверку. Вдруг снаружи раздался свист, все вскочили с мест и встали поближе к двери — это была подготовка к поверке и ужину. Затем прозвенел звонок. Резко сорвавшись с места, заключенные бросились на улицу и выстроились в шеренгу по пять человек. Строились долго, шумно, суматошно, трудно было понять, кто и куда должен встать. После построения начался порядковый расчет, причем свой порядковый номер нужно было называть по-немецки. Путались часто. Виновный получал плеткой по голове, всех загоняли в бараки, и все начиналось сначала — построение, расчет. После удавшейся поверки загнали в барак. Затем новое построение — уже на ужин. Люди устремились к еде, снова образовалась свалка, кто-то налетел на термос с супом и обварил себе ноги… Не дав поесть, снова загнали в барак, новое построение. И так до тех пор, пока наши мучители не насладились зрелищем. Затем и мы получили свой ужин. Он состоял из пол-литра супа из репы и куска хлеба. Не успели мы, поужинавшие, но по-прежнему голодные, войти в свою комнату, как раздался [265] звонок на вечернюю поверку. Повторилась та же картина.
Наконец отбой. Измученные тяжелой работой и бесконечными построениями, узники начали засыпать. Снаружи закрыли ставни, заперли дверь на замок, камера погрузилась во тьму. Не прошло и десяти минут, как двери снова распахнулись. В камеру, светя электрическими фонариками, вошли тюремщики и стали проверять, все ли на месте, не спит ли кто в одежде (спать полагалось голыми), чисты ли у заключенных ноги (на чистоту лица и рук внимания не обращалось). Обошли всю камеру и придрались к одному из наших товарищей — ноги у него оказались грязными. Всех тут же подняли с постели и погнали по лагерю — голыми и босыми — мыть ноги. Мытье сопровождалось ударами плетей. Затем по грязной земле босыми ногами мы пошли обратно в барак. Теперь ноги у всех оказались грязными, и нас опять погнали их мыть. Наконец, разрешили лечь спать.
