Он не жил бобылем: время от времени то одна, то другая подруга появлялись в его избе. В один год оказалась там толстуха необычайных размеров. Невозможно было обхватить ее одному, даже самому длиннорукому молодцу. Ее живот колыхался студнем, лицо заплыло, тряслось множество подбородков. Была она невероятно прожорлива и переедала хозяина. И пила толстуха так, что только она и могла одна составить Безумцу достойную пару. Безумец хохотал на ее прожорливость, а Пьяница не успевал наливать ей из фляги: она хлебала, пока водка не шла обратно. Вот какой была потаскуха!
Однажды вознамерилась она в присутствии Безумцевых сыновей и гостей перепить самого хозяина. И тогда Пьяница притащил два ковша, и все те, кто развлекался в то время на беспутном холме, сгрудились возле овчины. Толстуха села напротив любовника, не спуская с него своих заплывших глазок, и как только выпивал хозяин ковш, тотчас опрокидывала и она. Все ждали, когда эта женщина наконец свалится и помрет, ибо знали – нельзя перепить Безумца! Толстуха же, как ни в чем не бывало, брала ковш за ковшом и лишь после четвертого закусила огурчиком, а после шестого понюхала хлебную корочку. Затем был ковш и седьмой, и восьмой, доза немыслимая даже для самого закоренелого бражника, и сам Безумец удивился на свою подругу. Другие же испугались и даже кричали, чтобы бросили они это занятие. Но хозяин был упрям, и женщина отличалась упрямством. По-прежнему не спуская глаз со своего дружка, выпивала она, как только выпивал он, и закусывала, как только он закусывал, – и выпито было уже столь много, что никто из присутствующих не верил глазам, – даже Пьяница смотрел на них с испугом. И если Безумца считали посланником черта, то способность женщины к дьявольскому пьянству была удивительна. Пошли ковши, которые перестали считать: хватило бы водки уже на целый полк, а два упрямца пили и пили напротив друг друга. Наконец, отбросив свой ковш, приказал Безумец найти котел и наполнить доверху: и когда принесли ему, выхлебал тот котел, словно пил воду. Когда же налили толстухе, она выпила лишь до половины – и повалилась, и захрапела. Все обрадовались такому концу!
И школяры видели все это своими глазами.
Повзрослевший Строитель, который отличался уже от сверстников рассудительностью и серьезностью, поглядел однажды на пьяного храпящего батьку – тот раскинулся на овчине и пускал тяжелые ветры, да такие, что рядом с ним никому нельзя было стоять.
