. Человек убежденный пользуется практикой террора не только для запугивания и подавления своих врагов, но и для укрепления и усиления своей собственной веры. Каждое линчевание на нашем Юге не только запугивает негров, но и усиливает фанатичное убеждение белых в их превосходстве.
У принявших веру под давлением насилия также может появиться фанатизм. Имеется немало доказательств тому, что новообращенный в веру путем принуждения бывает так же, а иногда и более фанатичен, чем новообращенный путем убеждения. Не всегда верно, что «тот, кто соглашается против воли, остается внутри при своем мнении». Ислам навязывал свою веру насильно, однако ставшие мусульманами по принуждению проявляли более горячую веру, чем арабы, начавшие движение ислама. По Ренану, ислам получил от насильно обращенных «веру, которая все время усиливалась»{113}. Фанатичная ортодоксальность в массовых движениях появляется позднее, когда движение достигает власти и может свою веру навязывать не только убеждением, но и насилием.
Таким образом, беспощадное и настойчивое принуждение обладает невероятной убедительностью, и не только для простых людей, но и для тех, кто гордится силой и целостностью своего мышления. Когда очередное кремлевское постановление заставляет ученых, писателей, художников отрекаться от своих убеждений и каяться в грехах, очень возможно, что эти отречения и раскаяния не пустые словеса, а искренние. Оправдать свою трусость помогает фанатичная вера.
86
Вряд ли возможно такое массовое движение – широкое, хорошо организованное, – которое возникло путем одного убеждения. Ортодоксальный христианский историк, профессор К.С. Латуретт допускает, что «как бы ни были несовместимы дух Иисуса Христа и вооруженная сила и как не неприятно признать это, но история показывает, что вооруженная сила часто делала возможным дальнейшее существование духа Иисуса»{114}. Мировой религией христианство сделал мирской меч. Завоевание и крещение шли рука об руку, причем второе часто служило для оправдания первого и было его оружием. Там, где христианству не удавалось заручиться поддержкой государственной власти, оно не получило широкого распространения и долго не удерживалось. «В Персии… христианство столкнулось с государственной религией, поддержанной короной, и не стало верой для большинства»{115}. В феноменальном распространении ислама завоевание было главным фактором, а обращение в веру – побочным. «Наибольший расцвет магометанства совпадает во времени с его наибольшей политической властью»
