Очень важно, чтобы он это сам предложил — снимало на будущее многие вопросы.
— Ну! — поторопил «Жох» не только словом, но и дополнительным встряхиванием.
— Слухай, шо я бачив…
А увидел он, что и должен был увидеть, если старлей Адамец, отвечающий за наружные работы, не подкачает. Выходит, не подкачал, судя по возбужденному рассказу на полурусском языке.
Кеменя вели с допроса, все по дороге было как обычно, но вот его подвели к последней коридорной решетке, отгораживающей закуток с их карцером и еще двумя камерами. На подходе к решетке Кемень углядел, что один из двух надзирателей не стоя встречает их прибытие, а сидя. И сидя как-то чересчур расслабленно. Кемень косился в его сторону при подходе, продолжал коситься, стоя лицом к стене, ожидая, когда отопрут. И убедился — второй надзиратель мертвецки пьян. А потом расслышал, как его конвоир шепчется у решетки с первым надзирателем: «И не боится?» — «Да ему нонче все равно. Он прямо со свадьбы сюда, тут продолжал» — «Не доложишь?» — «А ежели я завтра буду со свадьбы?»
— А нас ще виводити повинни, — глаза Кеменя горячечно сверкали.
Продолжая держать сокамерника за грудки, капитан чувствовал, как тот дрожит. Стал бы он так волноваться, если б не загорелся отчаянной мыслью, которой и должен, просто обязан был загореться.
— Понял я, — «Жох» отпустил пиджак украинца и взбудоражено заходил по камере. Потом вернулся к Кеменю, прижал к стене, локтем надавил на горло:
— С мусорами удумали?! Чтоб пристрелить при побеге?
Их глаза были рядом, почти касались ресницами друг друга.
— Навищо… зачем мене?
— Да, верно, — капитан снял локоть с горла. — Верно. Зачем мусорам придумывать, мне и так по меньшей мере чирик отломится…
Шепелев сделал шаг к противоположной стене, положил ладони на камни, а на ладони лицо. Постоял в задумчивости, потом оглянулся, махнул рукой Кеменю:
— Иди сюда!
Капитан опустился на корточки, показал, чтобы то же самое проделал и сокамерник.
— Давай, помогай вспоминать, — на всякий случай понизил голос «Жох», — где и чего у них тут.
— Надумав?
— Я ж тебе говорил, мне, кроме вышака, ничего не осталось. А если ты не соврал, шанс нарисовался.
«Погоди, я тебе ненавязчиво втолкую, что шанс верный, — проговорил про себя капитан, — что такого фарта может больше и не быть, фарта, о котором, заметь, ты, ты и никто другой мне сообщил».
Вновь пригодилась щепка. Ее заостренный край оставлял на камне тусклые полосы. Полосы быстро пропадали, но дело свое делали — обозначали коридоры, лестницы. Щепка вычерчивала прямоугольник двора с кружка́ми, показывающим ворота, и с крестами, обозначающими вышки. Сокамерники делились друг с другом тем, что запомнили: когда их приводили, выводили, переводили, водили по коридорам.
