— Что, падла, будешь говорить или нет?! — Борисов, удерживая колено на спине, вздернул голову арестанта за волосы. — Пальцы — это ерунда. Дальше пойдут яйца. Представь, гантеля со всего размаха плющит твое яйцо. Ух! — следователя аж самого передернуло. — А это будет. Завтра будет. У тебя есть один, один шанс — выложить все, подписать бумагу о сотрудничестве с органами, вот тогда ты останешься жив и цел… В других случаях ты получишь, чего заслуживаешь. Ты будешь долго мучиться, я тебе…
— Погоди, Паша, — рядом присел на корточки Иван Великохатько, широкой ладонью (он весь был широк в кости) обхватил арестованного под горло, — я ему растолкую, где больнее всего. Эй! — он вдавил пальцы поглубже в шею человека на полу. — А завтра всажу в десну иголку с зазубриной на конце, заведу под корень зуба, начну там ковыряться…
Арестант на это презрительно плюнул на пол.
— Пишли ви! Я вид Кеменя род веду!
— Ах ты гниль! — Великохатько вскинул руку с гантелью, но Борисов предостерегающе поднял палец, покрутил головой, скривив лицо, как от зубной боли.
— Симаков! — крикнул Иван, отпустив горло и поднимаясь.
Дверь кабинета распахнулась, в нее заглянул конвоир.
— В камеру!
Гантель полетела на бумаги в верхний ящик. Задвигание ящика совпало во времени со щелчком двери, которую следователь Борисов закрыл за выведенным арестантом.
— Серый[9] не любит, когда ему подсовывают инвалидов, — Борисов вернулся на середину комнаты, освещенную направленным ламповым светом, и опустился на место для арестованных. Это был не табурет, а стул, к полу не привинченный. Да и вообще много еще было недоделок в помещениях знания, которое занимало львовское НКВД. Слишком мало времени прошло со дня прихода советской власти на Западную Украину, и слишком много дел навалилось сразу же, не до благоустройства тут.
— Кто такой этот Кемень, от которого эта сволочь род ведет? Может, попробовать за это зацепиться?
— Да слушай ты его больше, — следователь Великохатько закурил «казбечину», подошел к окну, отодвинул, впуская уличный свет, плотную синюю занавеску. — Потомственного героя корчит. Кеменя он выкопал из местных легенд. Трансильванский князь, который в этих местах с турками бился, — Иван открыл форточку. — А по-русски он говорит, не волнуйся, выдрючивается… пока. Вот проведет ночку со сломанным пальцем, глядишь, поумнеет. Серый точно завтра грозился нагрянуть?
— Грозиться-то грозился, а кто его знает. Давай по делу Бойко кого-нибудь вызовем?
