Дьюри, или Когда арба перевернется | страница 45
Из дневника Чиллы
«..Это самые счастливые дни в моей жизни. Писать об этом очень трудно, и не потому, что в моей жизни случилось что-то сверхъестественное, нет! Я не готовила, я не стирала, не убирала за всеми. Я почти не бывала дома. Забросила уроки, получала двойки. Меня это мало беспокоило. Просто я была счастлива. А началось с того, что, прибежав, однажды сразу после школы домой, я увидала в качалке Ицу. Я сразу поняла, что она хочет осчастливить нас ещё одним ребёнком. Не знаю почему, но я подбежала к ней и поцеловала в щеку. Она удивлённо вскинула на меня прекрасные глаза. Возможно, хотела спросить, почему я вдруг её целую, но меня как ветром сдуло. Бросив сумку на стол, я вылетела из дома и побежала, куда глаза глядят. С этого дня я забегала домой поесть и поспать. Всё остальное время я носилась по подругам. Родители и сёстры вдруг сразу перестали быть главными в моей жизни. Я уже знала, что пока Ица не перестанет кормить новорождённого, я могу быть спокойной за них. И не только у них всё будет во время, но и у меня. Вскоре я настолько обленилась, что любая просьба что-то сделать по дому меня раздражала. К хорошему быстро привыкаешь. Стоило кому-нибудь по дому заикнуться о помощи, я, не дослушав, отвечала, что у меня нет времени. Я тут же придумывала уйму вещей, которые необходимо сделать для школы, убегала к подружкам. Не скажу, что с ними интересно, что мы решали проблемы, которые нас волновали. Нет! Мы чаще всего сидели, молча, курили, но мне с ними было хорошо. Почему? Не знаю. Возможно, я устала от прожитых лет без детства? А они – мои подруги. Ведь им хорошо и мне, хотя они ещё из детства не вышли. Мы стремились друг к другу, хотя не любили и могли спокойно прожить без кого-либо из нас. Возможно, нам важно общество себе подобных. Где никто ничего не требовал, никто не поучал. Хотя мы ничего не делали, но я обычно приходила домой очень уставшая, едва держалась на ногах. Иногда мне кажется, что там, среди подруг, хотя мне было с ними намного лучше, чем дома, я уставала больше, чем работая дома.
В этот период я стала намного доброжелательнее к своим сёстрам, иногда даже играла с ними в их игры. Но стоило мне потерять их из поля зрения, буквально забывала об их существовании. Это касалось не только сестёр, родителей, но и тех, с кем дружила и целовалась. Среди сверстников я чувствовала себя свободно, как нигде, здесь можно было делать всё, что тебе захочется. Не стесняясь: ни, своих поступков, ни желаний. Я чувствовала, что меня никто не понимает. Да и кто смог бы меня понять, если я себя не понимала? Возможно, мне и не нужен был никто. Я была полна собою. Я всё время прислушивалась к себе, к своим ощущениям и чувствам. Я созревала для чего-то. Может быть, я просто взрослела? Без видимой причины мне вдруг переставали нравиться какие-то вещи, к чему-то я вдруг начинала проявлять повышенный интерес. Я чаще и чаще ловила себя на мысли, что думаю о мальчиках, даже вижу их во сне. И это был не какой-то конкретный мальчик, а мальчик вообще. Я не могла его себе представить, но он был самый хороший, самый умный, самый красивый, и больше всего на свете любил меня. Ради меня он готов был расстаться с жизнью. Вот такой он был – и всё. Я жила им, а всё, что творилось вокруг меня, это была только прелюдия к нашей встрече. И я ждала её, но ожидание не мешало мне целоваться с другими мальчиками. Я абсолютно отбилась от дома, но то, что я всё же смогла заметить дома перед сном, внушало спокойствие. Правда, довольно часто можно было наблюдать такую картину. Отец сидел за столом, Ица с большим животом в своей качалке. Отец пьёт, мать вяжет. Я привыкла к этой сцене, и поэтому тот роковой вечер поначалу не сулил никаких эксцессов. Я спокойно готовила уроки, сидя напротив мамы. Я заметила, что почему-то маме не нравилось, что отец пьёт. Она сосредоточенно вязала, однако довольно часто поглядывала на отца и быстро отводила взгляд. Отец хотел перехватить её взгляд, очевидно, чтобы поговорить, но стоило ему только собраться с мыслями, она уже не смотрела на него. Так длилось до тех пор, пока он, опьянев, чуть было не опрокинул бутылку, когда потянулся к ней. Это не ускользнуло от внимания Ицы, которая спокойно произнесла, однако совершенно не глядя на него: