Своеобразный, порой непристойный юмор шутов и дураков не знал сословных границ. Любой гость, оказавшийся в доме хозяина, мог быть выставлен ими на посмешище. Сами хозяева также постоянно потешались над дураками и шутами – привязывали, например, шута к качелям, поднимали вверх и палили в него из ружья холостыми патронами. Шут крестился и орал благим матом, а господа покатывались со смеху. Однако шут не оставался в долгу и, спустившись на землю, награждал хозяев такими эпитетами, которые потом повторяла вся Москва. Обижаться на дурака было не принято.
В своих воспоминаниях Д.Н. Свербеев отмечает, что в Москве в начале XIX века (и до 1820-х годов) в домах сохранялись такие забавы для шутов: «Их дразнили до бешенства, их заставляли пить отвратительную микстуру из разных кушаний, приказывали из чаши с помоями доставать языком пятачок или гривенники, хохотали, когда они, рассерженные, ругали всех и каждого непристойными словами, и все это делалось в присутствии девушек, только что окончивших свое образование; иногда призывали их по два, по три, и доводили до драки, которую, во избежание серьезного увечья, приходилось разливать водой тут же в комнате». При первой встрече дураку обыкновенно задавался вопрос: «Что от меня родится?», на который тот выдумывал смешной ответ[372].
По словам В.В. Селиванова, у Александра Матвеевича Нестерова в доме жил дурак, имевший право ругать своего барина в глаза и обращаться к нему без малейшего стеснения. Иногда, рассердившись на дурака взаправду или в шутку, он приказывал его сечь. И хотя делалось это деликатно, дурак отменно кричал и ругал барина. А однажды шута обливали во дворе колодезною водой; он неистово ругал барина, а тот смеялся (дурак впоследствии умер от горячки). Иногда А.М. Нестеров приказывал за обедом своему дураку петь, а дочери, Варваре Александровне, подтягивать, что она всегда выполняла, но при гостях даже слезы наворачивались у нее на глаза от стыда[373].
Подобные развлечения и эксцентричные поступки шута в его простонародном дурачестве приезжие иностранцы находили варварским обычаем[374].
* * *
Дворовых называли «людьми» и обращались к ним по имени: Федька, Параша, Наташка, Акулька, Анисья, Иван… Стариков (особенно нянек, кормилиц) звали по отчеству: Гавриловна, Григорьевна, Семеновна. Своих господ слуги всегда должны были звать по имени-отчеству, говорили об одном человеке во множественном числе, чтобы подчеркнуть его значимость. У крестьян и крепостных имена были простонародные, которых не встретишь в модной гостиной. Дворяне же специально звали друг друга на французский манер (Александрина вместо Александры, Поль вместо Павла, Жорж вместо Георгия…), чтобы подчеркнуть отличие между благородным сословием и простолюдинами.
