Второй — напротив, добрый и хороший человек, пускающий умение общаться на благо окружающим. Таких не надо «распознавать» — им почет и уважуха.
Разница между ними очень простая. Первый evil-типаж препятствует свободному обмену информацией, замыкая потоки на себя, и крайне нервно реагирует на заочные «перекрестные проверки».
Второй, good-типаж, напротив, открыт, и не препятствует прямому общению людей, ибо делает главную ставку на общее понимание взаимной выгоды, а не на манипуляцию через искажения и трактовки информации. При этом, конечно, накрывает всех своим «полем, искажающим реальность» — но так вообще все делают, кто сильнее, кто слабее. :)
jjnatt: Скорее всего, в этом — «люди легко верят либо в то, чего очень сильно хотят, либо в то, чего сильно боятся» — все дело.
А тут: «Если вы подозреваете, что дело нечисто, а вас вынуждают к немедленному решению — все что вам надо делать, это выиграть время и удержаться от обещаний» — тебе просто ни за что не дадут времени. Человек вцепляется как клещ, и проще уступить, чем объяснять, что «нет». У меня просто не хватает сил на эти препирательства, тем более, все равно в любом случае, виновата буду я.
gaperton: Зачем препираться? Просто нет, и все. Никто не в силах заставить вас делать то, что вы делать не хотите. Никто не в силах сделать вас виноватой, если вы сами не согласитесь признать свою вину.
— Хочу предложить вам, — тут женщина из-за пазухи вытащила несколько ярких и мокрых от снега журналов, — взять несколько журналов в пользу детей германии. По полтиннику штука.
— Нет, не возьму, — кратко ответил Филипп Филиппович, покосившись на журналы.
Совершенное изумление выразилось на лицах, а женщина покрылась клюквенным налетом.
— Почему же вы отказываетесь?
— Не хочу.
— Вы не сочувствуете детям Германии?
— Сочувствую.
— Жалеете по полтиннику?
— Нет.
— Так почему же?
— Не хочу.
Помолчали.
— Знаете ли, профессор, — заговорила девушка, тяжело вздохнув, — если бы вы не были европейским светилом, и за вас не заступались бы самым возмутительным образом (блондин дернул ее за край куртки, но она отмахнулась) лица, которых, я уверена, мы еще разЪясним, вас следовало бы арестовать.
— А за что? — С любопытством спросил Филипп Филиппович.
— Вы ненавистник пролетариата! — Гордо сказала женщина.
— Да, я не люблю пролетариата, — печально согласился Филипп Филиппович и нажал кнопку. Где-то прозвенело. Открылась дверь в коридор.
— Зина, — крикнул Филипп Филиппович, — подавай обед. Вы позволите, господа?
