Рыжекудрый Менелай отвечал ей:
— И впрямь, леди, теперь и я замечаю сходство. У него руки и ноги Одиссея, и то же сверкание глаз, и даже хохолок волос, как у Одиссея. Вот, только что я говорил об Одиссее и вспоминал, сколько он сделал для меня и что перенес, и юноша внезапно обронил соленую слезу из под крутых бровей и поднял пурпурную мантию, чтобы укрыть глаза.
Отвечал ему сын Нестора Писистрат:
— Менелай, питомец Зевса, сын Атрея, вождь простого народа, ты угадал — мой друг и впрямь родной и единственный сын Одиссея. Но он скромен и застенчив, и не посмел бы придти и сразу обратиться к тебе, чьим речам мы внимаем, как словам бога. Поэтому повелитель коней и колесниц, Нестор из Герении, послал меня сопровождать Телемаха, чтобы ты помог ему советом и указал, что делать. Много бед выпадает на долю оставшегося дома сына, когда отца нет, и нет защитника и наставника. Отец Телемаха все еще не вернулся, и у него нет друзей, которые оградили бы его от несправедливости.
— Кто бы мог подумать! — воскликнул рыжий Менелай. — У меня в дому сын моего лучшего друга, который совершил по любви ко мне столько геройских подвигов! Я собирался поставить Одиссея превыше всех аргивян, если бы всеведущий Зевес дал нашим быстрым кораблям вернуться из-за соленых морей. Я бы очистил от жителей один из городов моего королевства и дал бы ему в вотчину город в Аргосе. Я бы построил ему дворец и перевез бы его с Итаки со всем его добром, и с сыном, и с домочадцами. Мы жили бы по соседству и часто встречались. Ничто не помешало бы нам наслаждаться взаимной любовью, пока не скрыла бы нас черная туча смерти. Я думаю, боги позавидовали нашему возможному счастью, и не дали Одиссею вернуться домой.
Слова Менелая довели их до слез. Дочь Зевса, аргосская Елена, не выдержала и зарыдала. Заплакали Телемах и Менелай. И сын Нестора не смог удержаться от слез, вспоминая своего брата, безупречного Антилоха, сраженного великолепным сыном Зари. А вспомнив, он обратился к Менелаю:
— Менелай, сын Атрея, когда дома упоминали твое имя, мой старый отец Нестор всегда говорил, что ты — мудрейший из мужей. Сдержи же свои слезы, я не любитель рыданий за обедом, тем более, что скоро рассветет. Конечно, не грешно оплакать любого мужа, который встретил свой рок и погиб. Какую дань мы можем дать мертвому, кроме локона с головы и слезы на щеке? И у меня есть дорогой покойник, мой брат, не худший из ахейских воинов. Ты мог его знать, а я по молодости никогда его не встречал и не видал. Говорят, что он мог обогнать любого и сражался превосходно.
