Через два часа перебежчика привели на командный пункт роты.
Как и на всех участках, где фронт стабилизировался хотя бы на месяц, берлоги командиров, даже младших, были оборудованы на совесть. КП роты располагался в довольно просторном блиндаже с крышей из четырех накатов бревен, способной выдержать прямое попадание осколочной мины. Внутри блиндаж был разгорожен парой плащ-палаток на две неравные половины. На меньшей половине командир роты жил с санинструкторшей, на большей он проводил совещания с командирами взводов. Почти все пространство от входа до портьеры из плащ-палаток занимали стол, сколоченный из снарядных ящиков, и две узкие скамейки из того же строительного материала. На столе лежал планшет и был установлен полевой телефон, дающий связь с батальоном и полком. Для освещения блиндажа использовалась лампа системы — «летучая мышь», подвешенная к потолку.
— Разрешите, товарищ лейтенант? — спросил «первый номер» пулеметного расчета от входа и, не дожидаясь ответа, втолкнул перебежчика внутрь.
За плащ-палатками послышался скрип нар, капризный спросонья женский голос недовольно спросил:
— Ну и кто там еще на ночь глядя? До утра со своей войной подождать не могли?!
— Мы это… — смутился своей бестактности боец. — Мы к ротному. «Языка» взяли.
Снова раздался скрип нар. Это санинструкторша будила командира:
— Сережа, проснись. Тут тебе языка привели.
— Иди ты на хрен со своим языком! — сурово ответствовал юношеский басок. — Дай поспать…
— Да проснись, что ли!.. — не отставала санинструкторша.
Наконец из-под портьеры показались две белых ступни.
Ротный нашарил под нарами сапоги, накинул телогрейку без погон и вышел к пулеметчикам.
Командир роты лейтенант Лизин был «кадровый», то есть не из тех, кого мобилизовали во время войны, а призвали еще до ее начала. Он служил с осени тридцать девятого и справедливо считался одним из самых опытных командиров в полку. Начав службу рядовым красноармейцем, он последовательно прошел все служебные ступеньки до должности комроты, не получив никакого иного образования, кроме курса молодого бойца. И этому было свое объяснение. Командиров не хватало во всех звеньях, кроме Ставки. На Карельский фронт в массовом порядке стали отправлять уроженцев Закавказья и Средней Азии, чтоб возместить колоссальные потери, поэтому командование охотно шло на выдвижение достойных кандидатов в офицеры из солдатской среды при условии их славянского происхождения.
