Проходя по улице мимо одинокого дома, егерь заметил у окна дядю Колю. Тот, тоже приметил его и замахал руками, приглашая зайти. Но егерь подал отмашку. Дядя Коля рванулся к выключателю и, давай мигать лампочкой. «Вот, хрен старый, нашел время для общения». Заходя к колченогому старику, Андрею ударил в нос запах мочи, видно, трудно ему на одной ноге ходить «по легкому» ночью на двор, поэтому пользуется он услугами ведра.
– Чего звал? – повышенным тоном спросил Андрей, – домой надо, мокрый весь!
– Андрюш, Андрюша, – зачастил дядя Коля, – прости меня, праздник уже кончается, завтра людям на работу, а я еще ни с кем не поговорил. Ну, маленько выпил, сижу тут один, а душа-то, она… ей напарник нужен. Вот как ты сам мыслишь, а? Прав я? Я счас гармонь достану, все будет веселей.
Инвалид загнул штанину брюк, щелкнул рычажком, его пластмассовый протез согнулся в колене. Протез, крепившийся к худому телу старика ремнями, у Андрея вызвал страх. Дядя Коля полез под кровать и, пока он готовил музыку, Соколов окинул взглядом его квартиру: в углу русская печь, сложенная из красного лапотного кирпича, с подтопком, в другом углу темнел обшарпанный шифоньер для одежды. На стенах – потрескавшиеся обои, на обеденном столе возвышается чернобелый телевизор, над кроватью в деревянной рамке висит старинный портрет – это хозяин в молодые годы с женой. Возле входной двери на табуретке монотонно гудит самодельное зарядное устройство, рядом пыхтит аккумулятор: Дядя Коля имеет автомобиль – инвалидку. Старый закинул ремни гармошки на плечи, ловко пробежав заскорузлыми пальцами по кнопочкам, вздохнув, сказал:
– Я тебе, Андрюшечка, счас сыграю и, наверно, спою.
На его сморщенных желтоватых щеках проступил румянец, он тихо запел хрипловатым голосом:
Ветер тихой песнею над рекой плывет.
Дальними зарницами светится завод.
Где-то поезд катится рельсами звеня,
Где-то под рябинушкой парни ждут меня.
Ой, рябина – рябинушка, белые цветы,
Ой, рябина кудрявая, что взгрустнула ты…
Пожелтевшие от махорки пальцы певца, осторожно и точно перебирают кнопки, ведут мелодию – здесь поет не голос, а больная душа. На последнем слове припева дядя Коля не выдержал, заплакал. Заплакал по-детски, навзрыд. Мелодия разжалобила старика. В этой песне он чувствует нечто большее, чем другие. Его прошлая сознательная жизнь, труд, счастье простого человека навсегда отложилось этой мелодией, как на патефонной пластинке: рябинушка олицетворяла воспоминания. Опустив с колен гармонь, он, всхлипывая, и, сморкаясь, говорил:
