Меня зовут Лю Юэцзинь | страница 48



– Твою мать, ну теперь-то ты понял? Куда ты рыпаешься выходить на улицу, если даже утку боишься зарезать?

Брат Цао сохранял невозмутимость. Отложив газету он салфеткой вытер руку и приструнил лысого:

– А может, это и неплохо, если он побыстрее окажется в деле.

Он ласково обратился к крепышу:

– Скажи-ка мне, Хунлян, кто ходит по улицам?

Крепыш, которого звали Хунляном, подумав, ответил:

– Люди.

Брат Цао вздохнул и стал его поучать:

– Это тебе мама так говорила, а вот я говорю, что на улицах сплошь одни волки.

Лысый, сплюнув в сторону Хунляна, устрашающе заметил:

– Выйдешь за порог, и съедят тебя сразу!

Хунлян, не смея возразить, снова запустил руку в корзину и вытащил еще одну утку. Та неистово заверещала. Хань Шэнли, который так и стоял, держась за косяк, окликнул хозяина:

– Брат Цао, дело есть.

Брат Цао не мог разглядеть гостя; похоже, с Хань Шэнли он был не очень знаком, голоса его он не узнал, поэтому, повернувшись к двери, спросил:

– Кто это?

– Шэнли, Шэнли из Хэнани.

Брат Цао, похоже, что-то вспомнил:

– Так это Шэнли пожаловал!

– Брат Цао, я вот что тебе скажу: у моего родственника в районе Храма облака милосердия украли сумку. Думаю, это сделали твои люди.

Похоже, брата Цао такое заявление покоробило. Нахмурив брови, он парировал:

– Что это еще за «мои люди»? Мы все тут земляки, все знакомы.

С этими словами он взял другую газету и, приложив к ней лупу, снова погрузился в чтение, забыв про гостей. Хань Шэнли и Лю Юэцзинь несколько стушевались. На полу барахталось уже несколько забитых уток. Лысый подобрал их и забросил в обработочный барабан, из которого уже валил пар; потом нажал на кнопку, и машина заработала. После этого лысый Цуй похлопал рука об руку и подошел к дверям:

– И сколько в сумке было денег?

– Четыре тысячи сто юаней, братец Цуй.

Стоявший за спиной у Хань Шэнли Лю Юэцзинь тоже решил встрять в разговор:

– Братец Цуй, мне даже не деньги нужны: в сумке лежала важная бумага.

Тут же он поспешил добавить:

– У того вора на лице родимое пятно.

Не обратив внимания на это замечание, лысый Цуй лениво протянул:

– Надобно тысячу оставить в задаток.

Хань Шэнли глянул на Лю Юэцзиня: тот стоял дурак дураком. Откуда он мог знать, что с него как с пострадавшего за возврат сумки начнут требовать деньги? Однако сообразив, что таковы здешние правила, он больше не осмелился задавать вопросов, а вместо этого быстренько вывернул свои карманы. Но откуда там было взяться крупным бумажкам – так, мелочевка по пять-десять юаней. В итоге он наскреб чуть больше ста юаней. Лысый Цуй нахмурился: