Этим человеком оказался не кто иной, как брат Цао из утиной лавки, что находилась на рынке в восточном пригороде. Он контролировал район Чаоян, а синьцзянец Лао Лай контролировал Вэйгунцунь, оба были главарями, поэтому Хань Шэнли решил попросить брата Цао, чтобы тот заступился за него перед Лао Лаем. Он отнюдь не собирался уходить от оплаты долга, он лишь хотел, чтобы ему дали еще месяц. Когда Хань Шэнли пришел в утиную лавку, лысый Цуй, Крепыш и еще несколько человек рубили головы уткам, а сам брат Цао вытянулся на своем плетеном стуле и слушал радио. У брата Цао и так-то было плохо со зрением, а тут он простудился, у него текло из носа, поэтому он вообще не открывал глаз, предпочитая вместо чтения слушать радио. По радио как раз передавали новость о новых столкновениях между Палестиной и Израилем. Палестинцы подослали своего террориста-смертника, а израильтяне нанесли удар с воздуха. Брат Цао внимательно ловил каждое слово, поэтому Хань Шэнли притаился на пороге и не смел встревать. Рассказав о жертвах и погибших с каждой стороны, диктор переключился на другую тему и стал приводить сплетни из светской жизни. Тогда брат Цао выключил радиоприемник, и Хань Шэнли, все еще стоявший на пороге, крикнул:
– Брат Цао!
Тот повернул голову на голос и, не узнав его, поинтересовался:
– Кто это?
– Это Шэнли из провинции Хэнань, пришел к тебе на поклон.
Брат Цао, решив, что тот снова пришел справляться о сумке Лю Юэцзиня, нахмурился:
– Все не можешь угомониться? Твой земляк совершенно бестолковый человек.
Но Хань Шэнли тут же поспешил объяснить:
– Да я по другому делу.
И подойдя поближе, он вкратце рассказал о том, как десять дней назад нарвался на конфликт с синьцзянцами. В середине он чуть не расплакался, но, зная, что брат Цао терпеть не может слез, взял себя в руки. Когда Хань Шэнли закончил, брат Цао сказал:
– Сам виноват, синьцзянцы правы.
Хань Шэнли понял, что брат Цао говорит о посягательстве на чужую территорию, и поспешил согласиться:
– Затмение на меня нашло. – Сделав паузу, он тут же добавил: – Сегодня я не смогу расплатиться, но волнуюсь я не за себя, а за земляка Лао Гао. Его сынишке всего шесть лет.
Тут же он объяснил, что синьцзянцы пообещали оторвать ребенку ноги и пустить на шашлыки. Брат Цао участливо выслушал его, но потом сказал:
– Между нами и районом Вэйгунцунь расстояние в полгорода. С синьцзянцем Лао Лаем, о котором ты говоришь, я не знаком.
Сердце Хань Шэнли удрученно екнуло, но он продолжал:
