Семён снова с острой болью подумал: «Что связывает её с этим человеком?»
Откуда то приближался рокот мотоцикла. В облаке поднявшейся пыли к стану подъехал Фёдор Слепынин. Прислонив к вагончику машину, подошёл к столу и протянул Николаю трубку.
— Спаял твою поломку. Иди работай!
— А ты как у нас оказался?
— А так, по щучьему велению заместителем бригадира, брат, начальство твоё, как-никак!
— А что же не бригадиром?
— А то, что отвечать за тебя, дурака, страшно! — посмеивался Фёдор. — Я бы на месте Туканова тебя в бараний рог согнул! Иди к трактору: сегодня пахоту надо закончить, мешкать грешно!
Фёдор достал вчерашние листы, поглядел их внимательно, подписал, склонившись над столом. — Плохо вы вчера работали!
— Он совсем не работал, — подняв голову, ответила Анна. — Это мы с Семёном едким потом за него обливались!
Фёдор сурово взглянул на тракториста.
— Как же плохо работали? Норму дали! — слабо защищался Николай.
— Норму! Надо было дать три! Хлебу уж взойти пора, а ты всё его в мешках держите! Бегаете, сшибаете литры-то! — Фёдор отошёл к стоящей за цистерной сеялке и начал кружить около неё.
— Видела? — с напускным равнодушием спросил Николай у Анны, которая начала чистить картошку.
— Видела, — отозвалась та. — Я и не то видела!
— Опять на вчерашнее намекаешь? А мне что? Матушка — в пир, батюшка — в пир, а я, озорник, какой домовник? Тебя вон мать сразу старой родила, так и сиди! А жаль всё-таки, что Сеньку с бригадирства не сняли. Плясать он не умеет, а говорит, что музыканты плохие. Суетится, суетится, а нас организовать не может!
— Он по-товарищески с вами хотел, а вы разве честь понимаете? Свойский, значит и считаться с ним нечего!
— Ну, а зачем нам замы из чужих бригад? У нас не нашлось бы разве?
— Уж не ты ли? От рябины яблока не жди! А Семёна ты не позорь, никто тебе его в обиду не даст. Не допустят, чтобы от одного щелчка человек пошатнулся!
— Он дракой прав! А ты что-то сильно против меня настроена! Всё выпрямить меня пытаешься?
Глаза Анны точно запотели. С большим усилием она оторвала взгляд от мужа, снова принялась за дело.
— Я любовью своей купила право тебя выпрямлять: уж больно ты скособоченный!
Николай снова сел рядом, обнял жену за плечи и тихонько погладил щекой её загорелую шею. Разнеженно спросил:
— Любишь всё-таки?
Анна не ответила, но с лица исчезла обычная насторожённость: вся она потеплела.
«Любит она его!» — с отчаянием подумал Семён. Ему показалось, что он прошёл через светлый туман, погрелся у чужого и непонятного счастья. «Если не из любви ко мне она так с ним говорила, то она ещё лучше!» — пронеслось у него в голове.
