Заговор против русской истории | страница 5
Странная на рубеже 1916–17 гг. возникла ситуация: небольшая группа самоуверенных незадачливых краснобаев, страшно далёких от народа и от практики управления, возомнила о себе бог весть что. Как в стишке: «Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу». У заговорщиков, однако, подобно Буратино в «Золотом ключике», оказались коротенькие мысли. Никогда ничем не руководившие кадетские и прочие вожди мнили себя европейцами, а народ — азиатами, забыв, что в самодержавной России единственный европеец — правительство, каким бы оно ни было. На самом деле англоманы и англофилы, все эти набоковы-милюковы-гучковы, показали себя самыми настоящими — по их терминологии — азиатами, причём худшего, колониального сорта, заглядывающими в рот «белым сахибам» с Альбиона. А вот большевики, при всей их для многих несимпатичности, оказались, кто бы что ни говорил, европейцами, людьми длинных мыслей и длинной воли, потому-то они и победили — и февралистов, и белогвардейцев, и Запад. Таким образом, перед нами — четыре заговора: внутриклановый романовский, военный (генералы сыграют ключевую роль), буржуазно-масонский и британский. Агенты двух первых заговоров стремились к чисто дворцовому перевороту при сохранении монархии, двух вторых — к свержению монархии (самодержавия), но до поры не открывали карты, используя генералов втёмную.
«ЗАВТРА». И при этом они имели очень схематичные и примитивные подходы — и политические, и идейные.
Андрей ФУРСОВ. Поэтому их потом с лёгкостью вышибли из России.
С самого начала 1917-го года, несмотря на внешнее спокойствие, напряжение нарастало. Январь сменился февралём. По настоянию Алексеева, Николай II, «хозяин земли русской», как он себя называл, уехал в Ставку. Дважды в канун судьбоносных моментов Николай покидал столицу, позволяя кому-то убедить его сделать это. Первый раз это было в канун 9 января 1905 г., «Кровавого воскресенья», ставшего реальным, боевым началом революции — тогда прокатило. Второй раз — в канун Февральской революции. Этот второй раз стоил царю короны, а в конечном счёте — и жизни.
В складывающейся ситуации заговорщикам был нужен только повод. В середине февраля власти Петрограда решили ввести карточную систему, начались волнения. И вот здесь, как по заказу, в столице возникли перебои с хлебом. Железная дорога не работала, по чьему-то недомыслию часть питерских хлебопёков в феврале забрили на фронт. А в довершение всего некие купцы Левинсон и Лесман вместо того, чтобы продавать муку петроградцам, нелегально и втридорога стали продавали её в Финляндию. Здесь сработало всё вместе: и глупость, и гешефт, и измена.