— Ты не станешь возражать, если она погостит у тебя немного, покуда я всё улажу, — предложил командир Раффлтон. — Я бы был ужасно обязан, если б ты согласился.
Каким мог стать ответ Профессора, будь ему предоставлена возможность воспользоваться тем запасом ума, каким он обладал, сказать невозможно. Конечно, он был заинтересован — взволнован, если хотите. Фольклор, легенды, обычаи — это были увлечения всей его жизни. Кроме всего прочего вот он, по крайней мере, родственный дух. Знала, похоже, то и другое. Где она об этом разузнала? Уж нет ли каких-то источников, не известных Профессору?
Но взять её к себе! Поселить в единственной свободной спальне. Представить — как кого? — обществу английской деревни. Новым людям из «Мэнор-Хауса». Члену парламента с невинной молоденькой женой, поселившимся на лето у викария. Академику Доусону и Калторпам!
Он мог бы, сочти он это стоящим своих хлопот, найти какую-нибудь почтенную французскую семью и поселить её там. Был один человек, которого он уже много лет знал по Оксфорду, — столяр-краснодеревщик; жена предостойнейшая женщина. Сам он мог бы время от времени ходить туда с блокнотиком в кармане и брать у неё интервью.
Предоставленный самому себе, он мог бы поступить как здравомыслящий и рациональный гражданин; а быть может, и нет. Имеются данные и в поддержку последней возможности. Вопрос не однозначен. Но что касается этого отдельно взятого случая в его карьере, вина с него должна быть полностью снята. Решение было выхвачено у него из рук.
Мальвине при первой посадке в Англии командир Раффлтон объявил о намерении оставить её на временное попечение мудрого и учёного Кристофера. И для Мальвины, смотревшей на командира как на дар богов, это решило всё дело. Мудрый и учёный Кристофер, вне всякого сомнения, знал о её прибытии. Вполне вероятно, что это он — по наущению богов — и устроил весь такой ход событий. Ей оставалось лишь отплатить ему благодарностью. Она не стала дожидаться ответа Профессора. Плащ немного мешал ей, но с другой стороны, привнёс, пожалуй, собственный трогательный штрих. Взяв руку мудрого и учёного Кристофера в обе своих, она стала на колени и поцеловала её.
И на своём причудливом архаичном французском, который Профессору позволили понять многие часы, проведённые в корпении над «Хрониками» Фруассара…
— Благодарю вас, — сказала она, — за вашу изысканную любезность и гостеприимство.
Таинственным образом всё вдруг преисполнилось значением исторического события. У Профессора внезапно сложилось впечатление — и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, — будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, по совпадению, (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют) самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, — милостиво согласилась воспользоваться его гостеприимством. Профессор с поклоном, какой мог бы быть позаимствован при дворе короля Рене, выразил своё понимание оказанной ему чести. Что ещё мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.
