Вот кто нынче приказы пишет, в конторь вызывает.
Кузнец перешагнул порожек, плечистой фигурой весь дверной проём затмил. От такого росляка свет белый поубавился.
— Н-ну! — встав в начальственную позу, просипел Сам.
— Сани гну.
— Как с властью разговариваешь?!
— Кто власть — ты? Пуп от хохота развяжется.
— Душком единоличника всю деревню окурил.
— Мой душок артельную вонь не перешибёт.
— За такие словечки прижмём тебе хвостище. У меня в органах свояк служит. Шепну ему — кузнице рукой помашешь.
— Не кукарекай! И в органах жрать хотят, к деревне на прокорм набиваются. Был недавно в Колпашино. Сытые-холёные служаки у комендатуры шныряют. У каждого ремень через пузень.
— Не минуешь обчего хозяйства. Сам позабочусь.
— Земле и то не всё равно, под чей плуг ложиться. Человеку надо долго мозговать, под чьей властью в борозду переть… Не клони к артельщине — ничего не выйдет.
— Тебя горн пережёг.
— Закалил меня горн. Наковальня силушку влила.
— Супротив социлизма плывёшь. Против энтого напора никто не устоит.
— Выдержу. Неуставную артель организую. Посмотрим — чей труд слаще будет.
— Ту пустошь, что распахал три года назад, под колхозную пашню берём. Правление «за».
Лошадиная дрожь прокатилась по телу Никодима. Полыхнул взглядом.
— Кого защищал в гражданскую войну?! Оказалось — бандитскую власть на престол возводил… Поздно прозрел…
Намотав на тощий рыжий ус сказанное, Евграф пустил в ход другой колодный козырь:
— Покос твой заберём. Нам масштабы лугов нужны. Хватит юзгаться на клочках.
— Зря не прибил тебя у слопца. Тогда чужой глухарятинкой хотел поживиться. Сейчас пашни да покосы к рукам прибираешь.
— Недоказуемо про птицу — глухаря.
— Все знают, какая ты птица. Не коренной нарымчанин — пришлый. Иначе уважал бы законы сибирских поселенцев. Твой отец конокрадом был. За страшную пакостливость оглоблей учен.
— Недоказуемо! Батя, царство ему небесное, от рук озлобленных извергов пал.
— Что еще собираешься выкрасть у меня под флагом со-ци-лизма? Опись составил?
Посмотрел Евграф завистливыми глазами на кузню, ядовито на раскалённого обидой единоличника. Поддёрнул синие шевиотовые галифе. Просипел:
— Пробьёт час — кузницу отымем.
4
В верховье Оби на отстой шел последний грузопассажирский пароход. Осев по ватерлинию от бочек с рыбой, ягодой, грибами, от мешков с кедровыми орехами, плотных пучков клёпки, он полз против течения усталой черепахой.
Скоро могучая сибирская река вздрогнет от судороги первых морозов. Пароход уползал в спокойный затон под Томском. Двухколёсное чудище, изнурённое за навигационный срок, мерилось силой с разгонным плёсом. С кержацкой настырностью бодалось с накатной мощью вспененных волн.
