– Есть! Разрешите выполнять?
– С Богом, – ответил я.
Он остановил коня, с ним натянули поводья еще двое командиров, а мы рассматривали приближающийся дворец, что, как и водится, утопает в роскошном саду, а тот, в свою очередь, огражден высокой металлической решеткой, вычурной, но строгой, створки ворот в эмблемах, а над воротами такие же вздыбленные и оскаленные пышногривые львы и злобноклювые грифоны.
У ворот, чего мы почти не ожидали, с полдюжины гвардейцев, парни высокие и молодцеватые, все в ярких мундирах красно-черного цвета, расшиты золотом, из доспехов только шлемы и кирасы, тоже с орнаментом из золота.
Все как один выставили разом копья навстречу, тоже красивые, блестящие, со свисающими флажками.
Мои рыцари заворчали и ухватились за рукояти мечей. Я вскинул руку в картинно властном жесте.
– Тихо, тихо!.. Отворить ворота!
Навстречу сделал шаг один из гвардейцев, что постарше.
– Кто приказывает?
– Ричард Длинные Руки, – ответил я. – Принц императорской мантии по пожаловании светлейшего императора Германа Третьего… а также император Севера, что для тебя важнее!.. Если все еще не понял, то посмотри вон туда, видишь?.. Это Багровая Звезда, на которой мы прибыли и что отныне покоряется нам. Хочешь с нами поспорить?
Он побледнел, я видел, что и других тряхнуло, явно не сводят испуганных глаз с момента появления этой пылающей недобрым огнем горы.
– Прошу вас, – выговорил он с трудом. – Эй, отворить ворота его высочеству принцу императорской мантии!
Мои рыцари проехали вслед за мной, точно так же надменно поднимая головы и выдвигая нижние челюсти.
Альбрехт сказал мне тихо:
– Быстро соображают.
– Не обольщайтесь, – ответил я негромко. – В дворцы везде берут лучших.
Навстречу по красиво вымощенной белейшей плиткой аллее заспешил человек в длинном парике с крупными локонами, странная нелепая одежка, по-женски яркая и составленная из красного, синего и желтого цветов, ноги от колен в чулках, а обуты в башмаки, причудливо загнутые и расшитые бисером.
Я остановил арбогастра, за спиной послышались смешки, таких потешных людей еще не видели. Парик закрывает голову до плеч, но и дальше опускаются крупнолоконные уши, достигая почти середины груди, уже и не парик, а что-то типа одежды.
Человечек в парике на бегу раскинул руки.
– Сюда на лошадях нельзя!
Голос его был дрожащий от ужаса и негодования. Я посмотрел на него сверху вниз холодно и как бы безразлично, как богомол на сухую веточку.
