– Вот и всё. Помни, младший урядник: душу – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому!
Раненые островники, ещё раз собравшись, попытались оказать сопротивление, напав на плотные ряды окруживших их янычар. Сашка, как и все, ринулся из последних сил, пытаясь прорвать оцепление – перед ним мелькнуло искажённое злобой загорелое молодое лицо: удар кулаком достиг цели, и янычар отшатнулся, мотая головой. Тут же рядом, несколько израненных пленников сбили с ног дюжего янычара, но стоявший за его спиной, во второй шеренге ограждения, молниеносно выхватил джид. Двое островников упали на холодный утренний песок, окрасив его ярко-красной в лучах всходящего солнца, кровью. Сашка в последнем порыве кинулся на отшатнувшегося, но уже пришедшего в себя янычара, хлястко передёрнувшего затвор штурмовой винтовки – и тут же повалился на отказавшихся держать его ногах.
Песок мягко ударил Заставского в лицо. Рядом с ним, прямо глаза в глаза, упал тот самый молодой янычар, собиравшийся только что выстрелить в мятежника. Глаза его яростно вращались, на подбородке набухала заметная ссадина от Сашкиного удара, а из открытого в гримасе рта капала на слюна, но тело, как и Сашкино, по всей видимости, не слушалось владельца. Боли не было, но словно чесалось и совершенно не слушалось.
Где-то сверху послышалась яростная перебранка. Ещё через мгновение Сашку кто-то перевернул и, взяв под руки, стал перетаскивать, хотя голова всё так же не слушалась, мотаясь из стороны в сторону на безвольной шее. Но он всё же смог разглядеть, что весь песок вокруг устлан вцепившимися друг в друга, вяло пытавшимися шевелиться и нервно вздрагивавшими телами янычар и островников. Среди них высились серыми колоннами чужие пехотинцы, а ещё дальше, нервно ощетинившись стволами, расположилась рваная шеренга явно не знающих, что предпринять, янычар. Серые незнакомцы стояли словно статуи, не издавая ни звука, но красноречивее любых команд были стволы, направленные на беснующихся и орущих «чёрных».
Вперёд из серой и высокой, словно стена, шеренги солдат выступил тот самый седой офицер и заговорил. Его арабский был, как понял даже Сашка, просто идеальным – слова лились из-зо рта, словно прозрачный мелодичный ручей, и чёрные ряды верных слуг «Копий Аллаха» стали успокаиваться. Стволы, направленные на серых пехотинцев, опустились вниз, стали смотреть в песок своими мёртвыми зрачками. Серые начали снова отбирать пленных, и они, похоже, они в первую очередь забирали людей с серьёзными ранениями, женщин и детей. Отобранных быстро загрузили в просторные чрева четырёх грузовых бронемашин. Но серые действовали совсем не так, как минуту назад янычары – отгородив плотные ряды сбившихся в толпу пленников от янычар, они словно прикрывали их собой. Сашка увидел, что лежащего без сознания рядом с ним хорунжего бережно подняли двое серых солдат и понесли к одной из машин. На ней виднелся такой знакомый, но уже давно полузабытый символ – красный крест, тёмный, почти не выделяющийся на серой, смазывающей очертания странной краске.
