– Накаркаешь! – недовольно пробурчал стоявший рядом Тельманов. – В прошлый раз то же гутарил…
Он отошёл чуть вперёд и придирчиво осматривал трупы, в беспорядке разбросанные на поле боя, и вдруг резко передёрнул затвор, звонко клацнувший в тишине, и присел, подняв над головой сжатый кулак.
Шестопал и Сашка тоже затаились, поджидая медленно отступавшего к ним пригнувшегося бунчужного, а когда тот вернулся, то, не обменявшись ни словом, по очереди, короткими перебежками, отошли к дымящимся развалинам на краю посёлка и затаились, вжавшись в пыль и сажу пожарища. Бунчужный громко сопел и напряжённо всматривался в предрассветные сумерки, окутавшие побережье и заполнившие низины редкими клочьями тумана.
Первым нарушил несколько затянувшееся молчание хорунжий:
– Ну, что там? Что увидел? – тихо прошипел он от заросших густыми зарослями высохшей виноградной лозы остатков стены, за которыми он и выбрал позицию.
Тельманов предостерегающе помотал в воздухе указательным пальцем и, всё так же молчал, тяжело дыша и с напряжением всматриваясь в темноту. Ещё через пару минут, когда на горизонте стали возникать первые багряные разводы – предвестники скорого рассвета, он задумчиво сказал:
– Да странно как-то… Там дальше лежали азапы из первой волны. Вот они-то и вправду азапы – молодёжь с окраин, слабо обученная и вооружённая. Единственная их сильная сторона – количество, но их мы выбили. «Чёрным» их не жалко. У них правило такое: кто выживет после такого – посильнее сотни погибших будет. Вот и гонят ордами на убой – народа у них всегда много было, даже слишком. И сдаётся мне, что прекрасно они понимали, что первая волна обречена. А вот те, с кем мы в рукопашной схлестнулись, – те настоящие янычары, и не просто из янычарского корпуса, там тоже отребья необученного хватает. Нет, эти из штурмовиков. Тех, что первыми, втихую, высаживаются. Хорошая амуниция, вооружение, и все, наверняка, генномодифицированы, как один. Вот только скажи мне, Иван, ты ж в столицах в штабах всяких был, почему они нас не вырезали? Не стреляли, не резали, а мы их как в тире отстреливали.
– А Бергман как же? Вы ж сказали, что его зарезали, – встрял в разговор Сашка.
– Он своей единственной «эфкой» подорваться хотел, когда его окружили, – тихо сказал хорунжий. – Вот ему руку и отрубили. Да его и это не остановило – вот они его и прирезали. А мы их всех там же со стариной Бергманом и положили из двух стволов перекрёстным. Видел я всё, видел! – зло сказал он бунчужному. – Ну, и что это должно означать? Радуйтесь, что живы ещё. Повезло… Знаешь, туман войны достаточно туманен. Зачем ещё больше нагнетать?
