— Вполне.
— А у меня для вас хорошие новости.
— Правда?
— Ну да. Пока не официально, но могу твердо обещать. Лейтенант, лейтенант-коммодор, как там по-вашему?
— Капитан-лейтенант. Вот здорово, Карл, ей-богу, здорово. Вы большой молодец.
— Хорошим людям надо помогать, если есть возможность.
— У меня нет слов. Грейс тоже будет счастлива. Я знаю, вы к ней очень хорошо относитесь, а сколько ей, бедняжке, приходится терпеть… С самого апреля болтаюсь тут под ногами, ни черта не делаю, как прихлебатель какой. Карл, вы очень добрый, очень щедрый человек. Не возражаете, если я прямо сейчас расскажу Грейс?
— Знаете, бюрократия такая штука, может, лучше подождать с недельку, Сидни? В общем-то у меня никаких сомнений нет, но пусть это пока останется между нами.
— Как скажете, Карл, как скажете, но только Грейс все равно узнает. Она всегда все узнает. Как только надо что-нибудь удержать от нее в тайне, сразу язык развязывается.
— Да, женщины хранят секреты лучше нас с вами, — ухмыльнулся Дункельбергер. — И это хорошо. Знаете, вряд ли бы я удержался в политике, если бы у Ирмы был длинный язык.
— Ладно, Карл, будь по-вашему. Но небольшой праздник мы ведь можем устроить, если есть повод? Вы, миссис Дункельбергер, Грейс и я. Знаю, что вы очень заняты, но… ладно, там видно будет.
— Ну что ж, Сидни, если наши дамы закончили осмотр второго этажа, мне пора, наверное, выйти наружу и усыпить публику.
Они спустились по южному крыльцу и, то и дело останавливаясь, направились к трибуне. Дункельбергер был столь же внушителен фигурой, сколь и осанист, так что многие, даже не узнавая в лицо, обращали на него внимание. Он отвечал на приветствия на английском пенсильванском немецком, а когда поднялся на трибуну, раздались аплодисменты, заглушившие речь очередного оратора, доктора О’Брайана, который расточал похвалы в адрес местного отделения Красного Креста. Доктор пробормотал еще несколько слов, губернатор же, обменявшись с ним рукопожатием, виновато поклонился. Дождавшись, пока Дункельбергеры и Тейты займут свои места, ведущий, полковник Шофшталь, шагнул вперед, и в тот самый момент раздался мужской голос: «Что это за куколка, Карл?» Последовал смущенный смех, кое-кто зашикал, но мужчина настаивал: «Ну так что, Карл, кто эта куколка, спрашиваю?» В собравшейся на праздник трехтысячной толпе набралось бы не больше пятнадцати человек, которые не знали Тейтов по имени, а, наверное, две тысячи знали Грейс в лицо (было, конечно, до боли очевидно, что пьянчужка имеет в виду отнюдь не Ирму Дункельбергер, которая мужественно сделала вид, что не расслышала вопроса). Грейс сосредоточенно изучала рубашку цвета хаки, что была на полковнике Гамильтоне Шофштале, и также прикинулась, будто ничего не произошло, хотя и покраснела.
