— Вы шведская семья? — осеняет меня.
— Да, — парня не удивляет моя проницательность.
— Что же, и знаете русский язык?
Кажется, я вхожу во вкус общения. Приятно произносить слова родной речи в международной аудитории, артикулировать их на манер логопеда. Как сто грамм выпить.
— Мы учили французский…
— Стало быть, стоит выучить язык Виктора Гюго и начнешь понимать язык Пушкина? Здорово. Я недавно в Интернете читал что-то похожее: мол, кто учит русский письменный, легче осваивает иврит и европейскую мову.
Ба! — да ведь текущий год объявлен Годом русского языка. Вся страна участвует в важной кампании, особенно строители: им привычно выражаться на этажах, вплоть до третьего, и крыть крышу. Родное слово — надежная опора и в мороз, и в дождь. Правда, из-за потепления климата снег тает в неурочный час, и влага коварно просачивается в квартиры. И тогда жильцы, устав подставлять под капели тазы и ведра, трехэтажно кроят строителей, продвигая русский устный по параллелям и меридианам.
Но лучшими строителями все еще считаются турки и югославы. Одна турецкая бригада, возвращаясь с Чукотки от Абрамовича, успела из-за задержки рейса в Магадане отремонтировать местный детский противотуберкулезный санаторий под песни Таркана: «А я мама ща ка дам». Для родителей малюток это было настоящим культуршоком.
Жизнь научила, многие магаданцы стали вылитые турки евроремонта. Я глазам своим не верил, как они ладили первый этаж управления культуры, где мы снимаем офис. Все по линеечке, а швы зализывают — как теленок корову-мамку.
Кстати, в Финляндии есть город Турку. Недаром финны хорошие строители. Ну и шведы, надо полагать, не хуже. Есть же понятие «шведская стенка», правда это не совсем по теме. Финский домик. Танец с финскими ножами из Скандинавской саги.
Ну, понесло, понесло меня, понесло. Того и гляди, сорвет резьбу. Собеседник, не дай погибнуть!
— У меня папа на фронте воевал, — с грустью произносит интурист, на лету сбивая мою мысль. — Погиб.
— Примите мои соболезнования. А с кем воевали-то — с русскими, что ли? Неужто при Петре Первом? Вы меня не разыгрываете? — сказал и прикусил язык. Обратился к интернету, узнал, что со шведами раз пять мы воевали. Или шесть. Потом они переключились шведский социализм строить, а у нас не заладилось ни с социализмом, ни с капитализмом.
А швед, похоже, тоже смущается, железными зубами лязгает — вылитый монстр Мэнсон. У женщин шрамы на лице сквозь пудру проступили. Возможно, от пирсинга. Или от любовной страсти. Они и без шрамов-то не королевы красоты, а тут какой-то доморощенный фильм ужасов. Может, не от пирсинга, все-таки три века прошло. Возможно, моды такой не было. Это чукчи татуировку делали на лице. Бедняжки. Сюда бы этнографа из музея, он бы разобрался, какого, паря рода, какого парохода. А еще, хоть стой, хоть падай, откуда-то из-за границы, из Амстердама, скорее всего, прикатила прилипчивая мода оставлять на теле шрамы, скальпелем вырезают буквы, и так заживает: «Не забуду мать родную», «Вася плюс Катя…» ну и так далее. С прежних времен пошло: когда-то пленным комиссарам звезды на спине вырезали. Ничто не ново под луной.
