Русская жизнь-цитаты-Январь-февраль-2017 | страница 75



Новейшая идеология в России сдвигается от ума и рацио к полюсу веры упорно и во всем. Государство демонстративно разворачивается от РАН к РПЦ симпатиями и деньгами. Дискредитация знания и культ оккультизма, унижение науки и поддержка церкви — ​все это не обращает народ в истинное православие (чего не было при графе Уварове и тем более не будет сейчас), но стремится сделать его истово верующим «во что скажут»: в вождя и его нечеловеческие совершенства, в миссию и мессию, в чудеса политики и явления пропаганды. Уверовавшая масса интеллектуально инертна и эмоционально возбудима; она не утруждается думать и не интересуется знать, но ее дико заводят страсти, картинки, образы и тропы, штампы, клише и ярлыки.

Это самообман, который с одинаковой готовностью принимают как те, кого обманывают, так и те, кто обманывает. В этом мороке в равной мере участвуют и власть, и идеологическая опричнина, и государев народ, и, что особенно занятно, «пятая колонна» политических супостатов — ​фронда и оппозиция. Побоище на поле истории и геополитики исключает привязку к тому, что в этих спорах сублимировано относительно «здесь и сейчас».

Причины такого согласия не просты и заслуживают отдельного анализа. Но важен результат: в этом особом космосе российского самосознания история помогает сбежать из своего времени, геополитика — ​из своего пространства.

Между прошлым и будущим исчезает настоящее страны, между Западом и Востоком пропадает сама Россия с ее, казалось бы, вполне понятными насущными потребностями и собственными бедами. Страна теряет себя в пустоте между победой в прошлой войне и поражением в будущей, еще не начатой модернизации, между Украиной и Сирией, Америкой и Китаем

Эта схема работает и по-своему эффективна. Памятник Ивану IV, поставленный почему-то не в Грозном, оправдывает историческую опричнину, но и уводит яростные полемики от нынешних опричных схем. Памятник князю в сердце Москвы помимо нулевой художественной ценности транслирует идею индульгенции (прощение преступлений и зверств за правильную веру), перехватывает и прячет размножение статуэток и бюстиков усатого кормчего. Истерия вокруг военных мифов уводит от понимания полной отвязанности нынешней мифологии, но и подспудно оправдывает ее отморозков, в сравнении с которыми корреспонденты «Красной звезды» времен Отечественной — ​скромные соцреалисты.

Точно так же нездоровая вовлеченность политики и масс в «глобальные процессы» одновременно и уводит от разрушения социальной ткани и инфраструктуры в собственной стране, и находит надвигающемуся коллапсу внешнее оправдание в виде внешнего врага и легитимации чрезвычайщины.