Разрядившись, Пенхаллоу перешел к хозяйственным темам, подробно обсуждая с сыновьями, что делается на конюшнях, фермах и вообще по всей округе. Клэй, как и мать, не принимавший участие в оживленной беседе, сидел, стиснув зубы и мучительно прикидывая, какое из зол предпочесть – сидеть целый вечер, выслушивая подобные разговоры, или ретироваться, рискуя навлечь на себя гнев отца. Когда Рубен и Джимми принесли напитки, ему пришлось разливать их вместе с близнецами. Поднося Вивьен стакан виски с содовой, он вполголоса заметил, что выносить все это выше его сил.
Она пожала плечами:
– А куда ты денешься? Станешь сидеть здесь как миленький!
Вспыхнув, Клэй ответил чуть громче, чем было нужно:
– Нет, не стану. Я уже не ребенок, и чем раньше здесь это поймут, тем лучше для них!
Услышав его слова, Конрад воскликнул:
– Вы только послушайте, что говорит наш малыш Клэй! Оказывается, он уже не ребенок! Вот что значит университетское образование! Чему же тебя научили в Кембридже? Нам-то не удалось научить тебя ничему путному – даже скакать через барьер!
– Или не втыкаться в забор, – сухо добавил Рэймонд. – Если ты намерен здесь жить, тебе следует научиться ездить верхом.
Клэй не посмел заявить, что не собирается тут жить, хотя с каждой минутой, проведенной в семье, его решимость покинуть это место возрастала. Однако он проявил так мало интереса к вопросу о том, на каких лошадях будет ездить в наступающем сезоне, что даже Юджин меланхолично отметил, что в юноше нет ничего от настоящего Пенхаллоу. К счастью, глава семьи был слишком поглощен беседой с Бартом о жеребенке Демоне, и это замечание прошло незамеченным. Поскольку в обсуждение Демона обычно включалось все семейство, Клэю удалось ускользнуть незамеченным. Вскоре за ним последовала и мать, и они вместе поднялись в ее спальню, где Клэй стал высказывать обиды, меряя шагами комнату и хватая все, что попадалось под руку. Вследствие этого внимание Фейт в какой-то степени раздвоилось: пытаясь слушать то, что говорил сын, она была вынуждена несколько раз перебить его, умоляя не крутить крышку пудреницы, быть осторожнее со стулом, поскольку у него сломана ножка, и не размахивать шнуром от жалюзи, а то у нее от мелькания кружится голова.
– Мне кажется, ты не отдаешь себе отчета, насколько все это гнусно, – мрачно произнес Клэй.
– Как ты можешь так говорить? – упрекнула Фейт.
– Ты, вероятно, к этому привыкла. И просто не замечаешь, как здесь мерзко! Но я-то уже отвык. И после жизни среди культурных людей, в цивилизованном окружении, вернуться в этот вертеп! Я просто не смогу все это вынести, даже не надейся. Просто перережу себе горло. Иного мне не остается!
