– Я приехал поговорить с тобой, – повторил Рэймонд. Нижняя губа у него задрожала. – Не знаю, как начать.
Он в отчаянии оглядел комнату со всеми этими попугайчиками и кошками.
– Теперь, когда я здесь… Нет, не могу!
Делия близоруко прищурилась, и на лице ее отразилась тревога. Теперь она наконец обратила внимание, каким измученным он выглядит, и невольно отступила.
– Конечно, дорогой! Конечно! Хотя я не представляю, о чем… Давай я принесу тебе чего-нибудь выпить! Стаканчик хереса и печенье. Финис будет счастлив увидеть тебя! Он только на днях спрашивал… Ой, я даже не предложила тебе сесть!
– Спасибо, не надо. Я приехал из-за того, что мне рассказал отец. Ему я не очень верю – он может наболтать чего угодно. Но я должен выяснить правду, и ты единственная, кто ее знает… Ах нет, еще Марта, пропади она пропадом!
Делия смертельно побледнела и отшатнулась от Рэймонда. В глазах ее мелькнул ужас.
– Не знаю, о чем ты! – вскрикнула она. – Дорогой мой, тебе нехорошо? Ты сам не свой. Сядь, прошу тебя. Я позову Финиса. Ты, наверное, очень устал. Выпей стаканчик хереса!
Рэймонд продолжал стоять, пристально глядя на нее. Он заметил, что нос у Делии блестит, а на волосах висят шпильки. Ему казалось, будто все это происходит с кем-то другим. Испуганное лицо Делии было достаточно красноречиво. Никакого другого подтверждения уже не требовалось, но он не мог заставить себя уйти. Ситуация была столь нелепой, что он просто не знал, как себя вести, и продолжал стоять, как некий чужеродный предмет в комнате, полной женских безделушек. Горло сдавило словно обручем, и Рэймонду пришлось пару раз сглотнуть, чтобы произнести хоть слово. В груди у него бушевал пожар, однако голос прозвучал бесстрастно:
– Так, значит, это правда. Ты моя…
Почувствовав, что не может произнести это слово, он изменил фразу:
– Ты мне не тетка.
Закрыв лицо руками, Делия разрыдалась.
– О, Рэймонд, Рэймонд!
Он смотрел на нее и думал, что у нее нет особых причин для отчаяния. Это ведь его жизнь пошла под откос, и вряд ли она сейчас оплакивает ее. В его всепоглощающем горе не было места для сочувствия к женщине, которая сорок лет назад пережила драму и все эти годы влачила жалкое существование. Рэймонд не чувствовал к ней ничего, кроме ненависти.
Делия упала в кресло, продолжая всхлипывать и тереть опухшие глаза. Посмотрев на Рэймонда, она снова залилась слезами:
– Мне так жаль! Прости меня, дорогой!
Ее пустые слова разозлили его еще больше.
