— Я про Кристину. Эти светлые пряди в волосах выглядят, как седина.
— Возможно, это так и есть. — Сдержанно ответил Рис. — Она изменилась. Я не узнал ее.
— Еще бы, восемь лет прошло, да еще очки. Она выглядит старше лет на десять в этом облике черной вдовы.
Майкл ничего не ответил. Взгляд его блуждал в верхушках елей. К воротам подъехали три микроавтобуса.
— Вряд ли они вместят всех. — Равнодушно бросил он, и, бросив окурок в снег, пошел к своей машине.
Во время отпевания, Кристина, пряча руки в широких рукавах пальто, с трудом сдерживала подкатывающие к горлу рыдания. Слишком много переживаний для одного дня. И все же она почти выдержала. Осталось немного.
— Эй, ты жива? — дотронувшись до ее плеча, спросила Лиза. Кристина вздрогнула, посмотрев на нее.
— Вроде. — Слабо улыбнулась Кристина, отстраняясь от монотонных молитв священника.
— Ты молодец.
Да, я молодец, — согласилась про себя Монахова, бросив взгляд на бывшего мужа, первый раз после их короткого приветствия. Ее все еще мутило. Господи, если бы она позволила ему взять ее руку, то ее непременно бы вырвало на глазах у всех. И никакие лекарства не помогли. В этот момент она ненавидела свое подсознание, реагирующее на стресс таким отвратительным образом. Сейчас эти приступы вызвали у нее только досаду и раздражения, а много лет назад чуть не убили. Она не могла, есть, спать, разговаривать. Малейшее движение вызвало рвоту или обморок от смертельной слабости истощенного организма. Само осознание своего существования вызвало у нее тошноту. Никто не мог помочь ей, ни один психолог, ни один врач. Она умирала. Пищу вводили через капельницы, менструальный цикл остановился, а о состоянии психики не стоило даже говорить. Если бы не Лиз, то Кристина умерла бы в психушке. Она выхаживала ее, словно, маленького ребенка с заботой и неумолимой уверенностью в успехе. Мучительно долгим был период возвращения Кристины в реальный мир. И все же Лиз вытащила ее, но излечить до конца так и не смогла. Слишком глубоки были раны, нанесенные ее душе. Ни любовь, ни нежность не сумели заглушить боль и отвращение. Приступы тошноты стали реже, она даже научилась сдерживать их. С бессонницей и отсутствием аппетита они боролись до сих пор. Кристина почувствовала жжение в ладонях. Безумно захотелось помыть руки. Это было еще одним пунктиком. Болезненная отчаянная чистоплотность. Она принимала душ не менее трех раз в день, а руки мыла чуть ли не каждые полчаса, если была возможность. Но отмыться никак не могла. Испачкана была ее душа, растоптана и осквернена.
