– А почему? Разве мы собираемся делать что-то плохое?
– Нет, но взрослые могут нас заругать, если увидят.
– За что?
– Они считают, будто бы целоваться – это исключительно их прерогатива…
– Пре-чего?
– Пре-ро-га-ти-ва, – проговорил Витек по складам и пояснил (не без гордости за собственную образованность), – значит, только они имеют на это право.
Витек знал страсть как много умных слов. И иногда щеголял ими точно новыми кедами или заграничными ракетками для бадминтона.
Дети сделали загородку с одной стороны трубы, подняв с земли и прислонив к ней покорёженный лист металла. Витькина рожа, неумытая, круглая, смешная, оказалась вдруг так непривычно близко – на Арину сладко пахнуло стратегической карамельной ириской…
7
Участок продали, документы были почти готовы, оставалось всего одна не слишком существенная формальность: написать заявление в правление садоводства об отказе от своего членства и передаче его новому владельцу.
Арине Владимировне захотелось взглянуть на дом, вместе с которым она выросла, в последний раз. По центральной асфальтированной магистрали садоводства она не спеша дошла до поворота на свою улицу, усыпанную хрустящим красноватым гравием. Отсюда уже виднелась коричневая, как шляпка боровика, крытая крашеным металлом, с плавно изогнутыми скатами крыша… Издалека домик действительно напоминал гриб – небольшой, складный, обитый промасленной вагонкой. Два окна на фасаде глядели просто и ласково – точно любящие глаза.
Дом, в котором жил Витька, тоже можно было разглядеть за верхушками разросшихся деревьев; его продали несколько лет назад, новые хозяева обложили бревенчатый сруб кирпичом, нагородили вокруг нелепых пристроек и перекрыли крышу – заменили добротный крупно волнистый седой шифер чешуей красно-коричневой черепицы.
Ивану не терпелось расчистить участок. На нем уже громоздились горы песка, щебня, штабелями стояли брусочки крупного белого кирпича – призрак будущего трёхэтажного особняка прочно занял своё место; Арининому воображению ничего не стоило мысленно возвести его там, где пока ещё стоял выстроенный её отцом маленький домик-гриб.
На участок уже был пригнан экскаватор с канатной подвеской. Металлический шар неподвижно висел на его стреле словно тяжелая капля. Человек в темно-синей робе, бормоча что-то на своем отрывистом южном наречии, возился в кабине экскаватора, потом он вылез, вытер перепачканные смазкой руки тряпкой и закурил. Двигатель грозной машины приглушенно рычал.
