— Я их подготовил, — поморщился брат и вскинул голову, прищурившись. — Надеюсь, ты не забыла, что не участвуешь?
— Помню отчетливо, но это просто дружеский визит. Или ты решил меня лишить и друзей, как забрал свободу и право выбирать образ жизни и мужа, все то, что пообещал несколько лет назад?
— Ты совсем не услышала меня, — поморщился брат. — Тебе опасно сейчас находиться радом с ним.
— Он не тронет меня, поверь, — заверила брата.
— Ладно, — немного помедлив, произнес Ален. — Ты можешь отправиться к ним завтра, так, чтобы вернуться засветло. И никаких ночевок там более. И, Лер, это последняя твоя поездка, так что используй мою доброту и… попрощайся с ними всеми.
— Спасибо, — поблагодарила брата, окончательно понимая, почему он согласился на мою просьбу, и вышла из комнаты.
Завтра, так завтра. Этого можно было ожидать, вот только как отреагируют мои друзья на то, что я… приеду прощаться…
Все, не буду об этом пока думать. А сделаю то, чем стоило заняться давно. Пороюсь в маминых сундуках и поищу себе костюм для маскарада. Хотя Валар Сефер ненавязчиво намекнул, что хотел видеть меня в наряде моей богини, я не собиралась выполнять его пожелание. Уверена, Селена не обидится, но у меня слишком пылает душа от злости и раздражения, чтобы осмелиться примерить облик той, кто отличалась смирением и нежностью.
Я поднялась наверх, попросила Ренарда отпереть дверь в комнату, куда не заходила почти шесть лет, с тех пор, как я приказала убрать все вещи родителей, ибо было слишком больно смотреть на них, и вошла внутрь.
* * *
Я не смогла сдержать слез, когда медленно прошла мимо сундуков, где были уложены вещи родителей.
— Миледи, все в порядке? — взволнованно спросил Ренард.
— Оставьте меня, — тихо попросила я.
Когда дверь за управляющим закрылась, я сдернула покрывало с одного из кресел, подняв небольшое облако пыли, и села на мягкое сиденье. Не думала я, что не смогу просто взять и открыть сундуки с вещами мамы. Какое там, я даже коснуться их боялась. Семь лет прошло, а словно все случилось вчера. Мама подошла, поцеловала меня на прощание, а через несколько часов ее уже не стало… А ведь, черты ее лица медленно стираются из памяти… Де Вайтер сказал, что я похожа на нее, но почему я не помню ничего, кроме огненного водопада волос и черных глаз, таких добрых и любящих, что согревали в самый морозный день. И голос… его я тоже помню. Тихий и ласковый, который перед сном пел мне колыбельные… Мама никогда не скупилась на ласку, не передавала меня слугам, хотя я никогда не рассказывала об этом подругам. Глупая, я стыдилась, что она не боится проявлять свои чувства. Почему она была такая добрая и заботливая, а из меня получилось… не пойми что? А папа? Он надышаться на нее не мог. Баловал при любой возможности, а иногда, когда они думали, что их никто не видит, просто сидели рядом… мама клала голову на его плечо, а папа обнимал ее и нежно целовал… Им было так хорошо и спокойно друг с другом. Боги, они же так любили, так почему вы отмерили им такой малый срок? Зачем забрали у тех, кто в них так нуждался, хотя старательно не показывал? Мы ведь были совсем детьми! Которым пришлось слишком быстро взрослеть…
